Тринити

Из ванной Владимир Сергеевич прошел в кабинет. Он решил занести наблюдения в дневник — специально завел для этих целей страничку в компьютере, запаролил ее, чтобы никто не нарвался, и зафиксировал изменения во внешности. На всякий случай он описал еще и состояние погоды в регионе, при котором все начало твориться.

Впоследствии Макарон стал замечать, что и философия его поведения, и сама логика мыслей изменились, они стали не то что бы иными, а словно получили дополнительное измерение для анализа поступающей информации. Птица летает, вспоминал он экзамены на факультете, страус — птица, значит, страус? И хотелось сказать — «летает!», но в сумбур сознания вплеталась металлическая нитка, на которой, как на вантах, повисало совсем другое: страус — птица, птиц раньше не было, значит, страуса — не было. Вот такая дивная логика зарождалась в голове у Владимира Сергеевича. Она вздымала замершие пласты времени и находила простой и точный ответ на все вопросы. Ответ всегда лежал где-то позади, непосредственно за спиной и чуть глубже обычного. Летающий страус остался в жизни какого-то другого, совсем незнакомого Макарону человека.

Теперь мысли Владимира Сергеевича выстраивались так, что логика упрямо прослеживала не прямой, а обратный ход событий. Противовекторное понимание открылось при аналие устройства адской машины Дастина и не исчезало. Смотрит, к примеру, Владимир Сергеевич на циферблат городских часов и видит не стрелки, идущие в обратном направлении, а рабочих, подвешивающих эти огромные башенные часы к арке, манипулируя старинными грузоподъемными механизмами, потом тащат негабаритный груз по узким улицам города, ругается мастер, руководящий работами, куют стрелки в кузнице, вытачивают шестерни, закаливают пружинный маятник и подгоняют по шаблону анкерный механизм.

Макарон просто диву давался — откуда к нему все это перло?! Да еще обратным порядком! Такая дичь, что хоть друзей созывай. Но кто поймет, о чем речь? Если самому толком ничего не понятно.

Рассуждая о странном видении мира, он смотрел в небо — и звезды расступались, пропуская взгляд далеко вперед, в глубь Вселенной, к точке омега, в которой произошел взрыв.

Наблюдая за подошедшим к перрону железнодорожным составом, Макарон принимался воображать, как состав минуту назад мчался по гулким рельсам, как часом раньше спешили к нему и опоздали на полустанок двое влюбленных, как кучер загнал лошадей, коляска вся растряслась на кочках, пыль лежала на вуали и на погонах офицера. Она провожала, а он уезжал. Хотя в романе было наоборот, дама уезжала, а офицер провожал. Картина в голове стояла просто киношная — кадры мелькали в цвете и с правильной частотой. Влюбленные опоздали к поезду настолько основательно, что от полустанка не только отошел поезд, но кто-то успел убрать и рельсы! Полустанок так теперь и стоит там без железной дороги. Вокзал есть, а остального нет. Макарон вспомнил, что такой вокзал без полотна имеется в районе села Миколино. Они с Бурятом доплывали до него на лодке, когда занимались землянкой. Брошенная и подтопленная окрестными плотинами местность. Там бы, на базе вокзала, музей сделать или манеж для выводки коней, подумалось ему. Или ферму. Красоты, долголетия и милосердия. Воображение рисовало картину дальше, как поезд отправляется из начального пункта и, сбивая всех с толку легким оскалом паровоза, отремонтированного наспех в депо станции Конотоп, пробуксовывает на месте от перегрузки. Ему без разгона предстоит подняться в гору. Казалось бы, пора воображению и тормознуться, думал Макарон, ничего интересного в таких упражнениях нет, но мысли устремлялись глубже и глубже. Вот уже вагоны начинают то ли собираться, то ли разбираться — похоже на Макароне начинало сказываться длительное соседство с вагонным заводом — кутерьма деталей и, наконец, сам металл, из которого были сделаны вагоны, плавился и, раскаленный, уходил назад, вглубь, через земную кору, вздымая пласты породы, чтобы опять на века застыть в руде. Н-да. После экскурсов в прошлое Макарон ощущал озноб. Чтобы согреться, он лепил из теплого парафина какие-то нелепые фигурки. Наутро в экстренном выпуске телевидения сообщалось, что в результате аварии на перегоне Владимир-Бологое из-за столкновения со встречным маневровым сошел с рельсов пассажирский поезд. Вот такие дела. Создана специальная комиссия. Ведется расследование причин катастрофы. Перед глазами Макарона вставали не погибшие в результате аварии, а те, кто опоздал на полустанок и случайно остался жив. Офицер провожал, а она уезжала и, значит — погибла. Хотя в романе все наоборот — он погиб, а она осталась живой.

Такие бредни виделись Макарову в ходе наблюдения за совершенно простыми вещами. В быту возникала путаница иного характера. Владимир Сергеевич терялся, что бы этакое надеть на себя завтра, когда прогноз погоды сулил дождь. Надеть плащ не приходило в голову — тянуло выйти на улицу без верхней одежды и зонта.