Среди ночи приволокся Реша, угрюмый и подавленный, словно деклассированный.
— Что с вами, товарищ? — спросили его друзья.
— Да так, земное, — вздохнул Реша.
— По шапке, что ли, дали?
— Куда там, хуже! — Реша налил себе пол-литровую банку вина, но тут же забыл про него. — Прогуливался сейчас со своей текущей дамой и встретил Рязанову при каком-то лысом хахале. И мне опять подумалось: «А ведь она могла быть моею!» Я в который раз вспомнил, как на балу она стояла у шведской стенки, держа в руках кленовый лист. Моей даме не понравилось, что я оглянулся им вслед, — что это я, дескать, при ней живой, набираюсь наглости интересоваться проходящими мимо кокетками. Я хотел этой своей мадаме сразу объяснить, кто из них кокетка, а кто — похлеще, но сдержался. Когда дома у дамы мы почти разделись, я развернулся, схватил куртку и убежал. Хотя девушка была что надо — молодая и горячая, как звезды Вольфа-Райе, нежная и ласковая, как Гольфстрим. Если бы Рязанова была моей, я любил бы ее, как саму жизнь. Кажется, ее висмутовые глаза до сих пор смотрят на меня с укором. Но любить просто так, зная наперед, что объект никогда не будет твоим, извините, это не по мне. Никто меня такой глупости не обучал. Я считаю, что любовь должна быть исключительно ответной, и ненавижу всех, кто превозносит явно бесперспективные мучения… Везет же вам, — обратился Реша к друзьям, — любите помаленьку своих ненаглядных, а я — как проклятый! Дальше предсердия не пролезает ни одна. Что-то все не то, не то…
— Странная она, эта твоя Рязанова, — сказала Татьяна. — Красивая, но с приветом. Я как-то послушала ее выступление на семинаре по какой-то там технократической семантике, такие в голове у нее завихрения…
— Не странная она, а глубокая. Я всю ее глубину прямо шкурой чувствую, — сказал Реша. — А когда ее кто-то лапает, даже глазами, у меня шерсть дыбом встает и в жилах стынет вопрос: почему?
— Хорошо, я помогу тебе поднять его на Всемирном конгрессе по защите животных, — проникся Артамонов.
— Ничего больше не остается… — Реша выпил импровизированный пол-литровый «бокал» зеленого стекла и уставился в окно.
— Но ведь ты сам других лапаешь, времени зря не теряешь, — опять встряла Татьяна.
— Я — другое дело, я — моральный урод, — объяснился Реша, — а ее нельзя просто так лапать, она чистая.
Тем временем у дверного косяка нарисовался запропастившийся на любовной почве Бибилов.
— Зачем чуть гостя не загубил?! — набросился на него Гриншпон. Правильно я говорю, Артамонов?
— Налэйтэ мнэ вина! — потребовал Мурат на редкость без ошибок и, схватив со стены подарочный эспадрон, со всего размаху поправил его кончиком завернувшуюся не так штору.
— Извини, мы тут это… не дожидаясь… — поджали хвосты друзья. Буквально по капельке.
— Дайтэ мнэ выпит канце концов! — не унимался горец.
— Погоди, брат, не кричи, скажи, что с тобой? — по-кавказски дипломатично стал подъезжать Артамонов.
— Ныкакая особэнность! — скинул с себя бурку Мурат. — Мэна Нинэл всо, канэц!
— Ты что, застал ее с другим? — спросил Артамонов. — Она ушла от тебя?
— Нэт, просто она сказал, что уже эта… — пытался что-то объяснить Мурат, — ну, что мне лучше знат сэчас, чем пэрвый брачный ночь… Высокотемпературная кровь Мурата дико вздымала воротную вену и более мелкие сосуды на кадыке и висках.
— Ну так что?! — удивилась Татьяна. — В цивилизованных странах все считают: если непорочна, значит, не пользовалась успехом.
— Гони ее в шею! — сказал Реша. — Ты только представь покрасочней, как она где-то с кем-то… и твою любовь как рукой снимет!
— Выходыт, всо врэма прошел зра?! — присел на корточки Мурат.
— Ну почему зря? Может, и нет, — рассуждал Реша. — А ты для чистоты эксперимента попробуй себе смоделировать другую ситуацию: тебе сейчас приводят непорочную девушку, но не Нинель. Кого ты выберешь — ее или Нинель?
— Нынэл.
— Вот видишь. Так что не мучайся, а спокойно засади рюмаху, пока эти оглоеды все не выпили, — повел Реша рукой эдак вокруг. — Целинник ты наш! Все непаханое ищешь! Лишнее это… Впрочем, сегодня врачи уже творят чудеса в этой области… — пару минут художественной штопки, и Нинель — снова девушка.
— Нээт! — взорвался Мурат.
— Ну хорошо, генацвали, хорошо, — вел его логистику дальше Реша. Тогда спрашиваем прямо: что для тебя лучше — иметь красивую, но неверную или некрасивую, но верную?
— Нэ знаю! — взмолился Мурат еще тоньше.
— Решай сам, что лучше — есть говно в одиночку или торт со всеми вместе?! — поставил вопрос ребром Решетов.
— Я нэ знаю! — вскинул и опустил руки Мурат.
— Ну тогда и я не знаю! — сдулся Реша.
— В жизни нас окружают одни ублюдки! — сказал в воздух Гриншпон.
Фраза тут же стала крылатой.
— Она сама к нему, понимаешь, ползет, а он еще и ерепенится! — возмутилась Татьяна.
Артамонов бросился составлять заявку на включение гениального выражения про ублюдков в очередную редакцию словаря устойчивых словосочетаний народной студенческой мудрости.