Тринити

Вопрос с Муратом получился настолько злободневным, что все привстали для более удобного мотивирования. В комнатах вырубился свет, но дебаты продолжались до утра. Синклит девушек заседал в женском туалете, ареопаг парней — в мужском. Обе клики сошлись на том, что Мурат — влюбленный ублюдок, а Нинель — жертва межнационального психомудильничества. Мурат был затоптан в грязь, тем более что он проболтнулся о своем заветном желании получить после института распределение на какую-нибудь таможню.

— Но ведь там нет турбин! — вскинула брови Татьяна.

— Смонтируют, — успокоил ее Реша. — Отец договорится.

— Так уж и договорится, — прикололась Татьяна.

— Не боись, у него все на мази, — сказал Артамонов. — Мурат может на спор решить вопрос присвоения его кепке-аэродрому статус правительственного.

Когда из туалета вернулись в комнату, Мурат снял со стены именную саблю, сбросил эфесом чужие носки со своей подушки и сказал:

— Жену, что ли, Нинэл сдэлат?

Все бросились к нему обниматься и заставили Мурата десять раз повторить сказанное, а потом бились в раздумьях, как это получше провернуть и во сколько это Мурату выльется.

— Ну вот, — сказал Рудик, — а ты дулся!

— Сразу чувствуется, мужчина! — пожал ему руку Реша.

— Двухгордый люблюд! — поздравил Мурата Артамонов.

— Ангидритт-твою перекись марганца! — присоединились из коридора остальные.

Речь велась о самой первой свадьбе в группе.

И вершили ее на полном серьезе. Нинель, очень сильно гульнувшую накануне, уже не признавали в качестве серьезной партии местные ухажеры. Поэтому Нинель на торжестве была в очень обширном атласном платье со складками и в суконной жилетке. Мурат, как дурак, рисовался в джинсах и джемпере. По этой причине их отказались расписывать. По табелю в ЗАГС допускали только в костюмах и свадебных платьях. Да еще и с паспортами. Рудик был вынужден принести в ЗАГС письмо из деканата, в котором объяснялось, что данные молодые, находясь в стесненных обстоятельствах, вообще никогда не смогут купить необходимую по закону экипировку. Снятый на неделю ресторан «Журавли» побил рекорд по финансовому обороту. Мурат все пытался вспомнить, кем ему приходится тот или иной приехавший на свадьбу родственник, поэтому прикидывал так: если человек припер на свадьбу барана, значит, это дядя, если притащил прицеп вина, значит, тоже дядя. Поэтому других родственников не было. Тех, кто просто давал деньги в конвертах, Мурат привечал холодно, как соседей, и даже не здоровался. Казалось, на свадьбу прибыл весь Цхинвали, половина Гори и часть Тбилиси. У них там считалось высшим шиком жениться на русской девушке, поэтому внешность и судьба избранницы, а тем более ее корни и приданое не имели никакого значения. Сильно постарались в честь празднества и согруппники. Они под видом подарков нанесли в «Журавли» такое количество самострелов и других домотканых произведений, что все они, вместе взятые, не влезли в семейный баланс.

На проданное после свадьбы имущество Мурат с Нинелью сняли отдельную квартиру и заперлись в ней на месяц. Через неделю у них родилась девочка. Мурат попросил у тренера по фехтованию три пары ножен, засунул в них свои рапиры и к спорту уже больше никогда не возвращался.

Но самое главное, в ходе свадебных скандалов совершилось столько частных сближений между студентами пединститута и турбинистами, что впоследствии ректоры этих самых уважаемых вузов стали дружить семьями.

Татьяна была счастлива. Она, как сваха, напутственно металась между представителями сторон, хотя в этом уже не имелось никакой нужды — дело было сделано. Просто Татьяна отнеслась к этой свадьбе, как к своей собственной.

— Хорошо, что скоро весна! — сказала она в итоге, устремившись в будущее.

Глава 17 ПО МЕСТАМ ПАРТИЗАНСКОЙ СЛАВЫ

А весна и действительно пришла незаметно. Пока она сентиментальничала сомнительными оттепелями, грузовики вывезли из города весь грязный снег, и некоторое время сезон бродил по улицам, как безработный.

Снеговик под окнами общежития осунулся, стал разваливаться пополам по линии заднего разреза и выронил тубус. Вегетарианский нос его склевали мучимые авитаминозом воробьи, которые открыли пернатое столпотворение за окном.

Возвращаясь в толпе с занятий и наблюдая всю эту картину, Татьяна поскользнулась и всем телом упала на снежную бабу, не имевшую уже никакой художественной ценности. И никак не хотела вставать. От бабы осталось только мокрое место. Татьяну подняли из лужи с помощью Рудика, Артамонова, Гриншпона, Реши, Мата и Усова.