- На такой скорости, - пояснял Макарон, - восемь секунд на обе операции, я, любезный, и сам не успеваю зафиксировать момент, когда грани по цвету выравниваются, - крутил он плоскостями кубика с неимоверной скоростью, - слишком быстро идет процесс. Понятно?
- Нет, - отвечал иностранный человек.
- Но главное не процесс, а результат, - говорил Макарон. - Я обещал за восемь секунд собрать и разобрать кубик?
- Обещал, - соглашался с промежуточными данными человек.
- Я выполнил? - вопрошал далее Макарон.
- Да, - не имел другого ответа арабский человек.
- Тогда гони монету, гарант! - И Прорехов передавал деньги Макарону, поясняя, что они обязательно пойдут в зачет выплат по внешнему долгу Египта Советскому Союзу.
В вечнозеленом дорожном чемодане Макарона поверх вещей всегда лежал рваный свитер.
- Французский, - пояснял Макарон. - Грубой вязки. Кладу специально, чтобы не ограбили. Воры вскроют чемодан, увидят, что в нем одна рвань, и оставят в покое. Жаль, что свитер разорвали собаки, вещь была что надо. Шел как-то ночью, а у них, видно, святки были - сплошной сучий потрах! Одна пара скрестилась и пошла на жесткой сцепке, а я сдуру решил помочь им расцепиться. И зашел... со стороны с-суки. Тут набежали какие-то псы и чуть не разорвали меня с ног до головы. Они хватали меня прямо за блокнот и в трех местах пробили ауру! А потом набросились на партитуру! Благо на мне свитер был. Спас он меня. С тех пор мечтаю завести собаку. Чтобы сбрасывать на нее подобные проблемы. Все это, может быть, оттого, что в прошлой жизни я был конкретным кобелюгой или крайне несговорчивой с-сукой. А теперь вот расплачиваюсь. Или мне предстоит побывать в собачьей шкуре в своей следующей жизни. Буду рвать и метать на четвереньках. Поскольку ощущение какой-то своры вокруг не проходит.
После того как в очередной раз кому-нибудь это рассказывал, Макарон спрашивал:
- А вы свои деньги где прячете? - И, задрав штанину, раскрывал секрет: - А я - в носках!
Макарон был внесистемной единицей. На экзаменах его ответы были самыми неожиданными. Его текущее толкование любого вопроса никогда не совпадало с окаменевшим.
- Кто написал "Майн кампф"? - спрашивал его преподаватель.
- Майн Рид! - смело отвечал Макарон и задавал встречный вопрос, повергая преподавателя в уныние: - На какое гимнастическое упражнение похожа революция семнадцатого года?
Преподаватель задумывался.
- Не мучайтесь, - успокаивал его Макарон, - все равно не догадаетесь.
- Ну, и на какое же упражнение похожа революция? - почти умолял преподаватель.
- На подъем переворотом!
Находчивости Макарона не было предела. Редкий преподаватель, исключая логика, отправлял Макарона на пересдачу. Обычно ставили тройку. Макарона спасал юмор.
- И без всякого удовольствия отправился в административную ссылку, завершил Макарон свой ответ по Овидию, сосланному из Рима к нам, дикарям, на Черный Понт, за высокую конкурентоспособность в отношении первой дамы римского императора.
- А кто это, интересно, ездил в ссылку с удовольствием? - хотел подтрунить над Макароном преподаватель.
- Как кто?! - возмутился Макарон. - А наш дорогой Ильич? Когда его в очередной раз хватали за руку, он собирал в узелок книги и с превеликим счастьем ехал самосовершенствоваться в Шушенское!
На все случаи жизни Макарон имел библиографическую справку из личного опыта или цитату из Полного собрания сочинений Ленина.
- С ними надо бороться их же оружием! - говорил он.
Никто по соседству не понимал, с кем именно надо бороться их же оружием.
На экзамене по экономике социализма принимающий возьми да и спроси Макарона:
- Какие вы знаете министерства? - задал он ему дополнительный вопрос. Перечислите, пожалуйста...
- Минфин, минюст, мин херц... - отчеканил Макарон. Ну, что поделаешь, не любил он отвечать корректно на тривиальные вопросы.
- Кем вы работаете? - интересовался у него иной неосторожный преподаватель.
- Трактористом! - отвечал Макарон и показывал трактор на спине льняной индийской рубашки.
Не торопясь, Макарон посвятил службе двадцать лет, почти как при царизме, не спеша заканчивал факультет журналистики и так же без суеты готовился поступить в заочную аспирантуру. Зачем он это проделывал, было непонятно. При такой скорости обучения смысл всех его образований полностью терялся. Наука уходила настолько вперед, что все его знания становились не специальными, а чисто человеческими.
- Ну ладно, я пойду-побегу, - говорил он нараспев на прощание, словно работал на замедленных нейтронах.
Аксакал курса - уважительно называли Макарона, относясь к нему не как к старшему товарищу, а как к селекционному достижению какого-нибудь хозяйства.
В газетном смысле Макарон был интересен потребителю анализом открытой прессы. Если требовалось обобщить или что-то из чего-то вывести - приглашали Макарона.
Обыкновенно Макарон в свободное время прыгал на кровати, корча из себя миллиметровщика: манипулируя всего двумя параметрами - втягиванием головы в плечи и силой толчка, - он старался лысиной коснуться потолка. Недолеты и перелеты терпел с одинаковым выражением лица.