- Кстати, о психотропности, - вспомнил очередную историю Макарон. Поехали мы как-то принимать роды к хлопкоробам. Ну, накрыли нам стол и притащили дряни покурить. Была не была, подумал я, дай попробую. Ощутил я себя уже со стороны, будто сижу по-турецки, на полу стол накрыт. Смотрю бутылки шатаются, а руки заняты, в каждой - по сайгачьему окороку. И потянулся я к полу, чтобы удержать бутылку ртом. Очнулся - а во рту у меня вместо горлышка бутылки большой палец левой ноги и дикая боль в пояснице. Ни фига себе, думаю, потянулся! Изогнуло так, что не распрямиться. Никогда в жизни так не прогибался. А музыка в голове продолжает играть, хотя пленка давно кончилась. Декхане вповалку лежат - обкурились. И только новорожденный орет. Поднял я водителя, поехали. Едем на бешеной скорости, а пейзаж за окном как висел, так и висит, не меняется. Чудеса, да и только. Дорога не та, говорю я водителю. А ему насрать, прет, и все. И вдруг мы уже не едем, а летим. А через секунду - страшный удар, всплеск - и мы уже не летим, а плывем. Причем под водой. Ничего я не понял. А дошло, когда захлебываться стал. Тонем! - кричу я этому придурку. А он - не бойся, говорит, мы в ластах! То есть совсем никакой. Я говорю, видел я эти ласты - на них монтеры по столбам лазают! Еле выплыли. Оказалось, что он с передозировки погнал по старой дороге, ведущей к мосту через Аму-Дарью, который уже год был разобран. И мы с разгону - прямо в мутные воды этой матери всех водоемов...
- Ну вот и отлично, - сказал Артамонов. - Таким ты Шарлотте Марковне и запомнишься.
- Каким? - не понял аксакал.
- Обкуренным и в белом халате, - нарисовал в воздухе приблизительные контуры Артамонов.
- Но почему я? - вздумал отвертеться от ответственного задания Макарон. - А не Варшавский, например?
- Неужели непонятно, на сквозняк его не взять, - сказал Прорехов. - Его надо брать в долю. А покорение фрау Шарлотты зачтем ему как взнос в уставный капитал в виде интеллектуальной собственности.
- Логично, - согласился Макарон. - Грамотно себя ведете в предлагаемых обстоятельствах. И все-таки, почему я?
- Сказать начистоту? - встал Артамонов.
- Да, говори, - изготовился на самое неприятное Макарон.
- Да потому что абсолютный возраст Шарлотты Марковны уже не определить без изотопов, - пояснил Артамонов. - Как раз твой профиль.
- С чего вы взяли!? Если ее помыть да приодеть как следует, ей сносу не будет! - опять попытался спрыгнуть с партийного задания Макарон. - Так что любой из вас вполне может разобраться с предметом...
- В принципе, да, не спорю - для своих неполных ста она отлично выглядит! - согласился с ним Прорехов. - Ведь сметливая дама, уменьшая свои годы, должна оставлять разницу в девять месяцев между своим возрастом и возрастом дочери.
- Но пойми и ты нас - задача тут
не из простых, - принялся уговаривать Макарона Артамонов, - не каждый потянет. Всем известно, что Шарлотта Марковна принципиально отреклась от мужчин. Тут пройдут только нешаблонные позывы и позы.
- Не распыляйтесь на риторику! - отменил реплики с места Прорехов. - У нас просто нет выхода. Надо пойти к Шарлотте Марковне и сбить цену на "унитаз". Никто, кроме басмача, этого не сделает. И хорош чикаться, пора к делу!
- Так бы сразу и сказали! - взял под козырек Макарон.
Два дня Макарон устраивал вечера-портреты, накачивая себя перед зеркалом. Манеры, которые он пытался себе привить, могли деморализовать даже ночных бабочек из вокзального буфета. Репетируя, он совершал такие сложные рейды в тылы воображаемой жертвы, что друзья засомневались, вернется ли он после выполнения задания назад.
- Я поднимаю эту речь... - перевоплощался Макарон в процессе дефиле. Он протягивал зеркалу блок сигарет с ментолом, а потом наливал фужер ликера и чокался с гладью. Гладь отражала, как он примеривался к дивану и затихал, словно континентальный шельф, полный полезных и любвеобильных ископаемых.
Перед тем как основательно улечься на лежку, Макарон, словно заяц, выделывал петлю за петлей, не переставая репетировать:
- А потом мы просто поужинаем! - кривлялся он сам с собой. - Никаких условностей, никаких специальных терминов! - откатывал он произвольную программу, как мазурку, и восклицал, объевшись яблочным пирогом: - Шарлотта, я полон тобою!
Под занавес моноспектакля он запевал на мотив любимой Артамоновым песни "Я в пенал засунул чирик" сочиненный собственноручно куплет:
I kiss you, i miss you! Ла-ла-ла, ла-ла-ла!
Ай сись ю и пись ю! Ай-я-яй, ай-я-яй!
- Ну, все, родимый, пора! - торопили его друзья. - На жлоба с раздевающим взглядом ты уже похож!
- Нет-нет, - старался быть предельно собранным Макарон, - еще немного шлифанусь и пойду.
- Давай, вперед! - гнали его на работу коллеги. - Бомжи уже на теплую одежду перешли. А нам, кровь из носу, в новый офис к зиме переехать надо.
- Зачем торопиться? - входил во вкус Макарон. - Step by step кругом.
- С ней надо договориться насчет ленд-лиза, - напомнил о цели похода Артамонов. - Усек, селадон?
- А вот это увольте! - заупрямился Макарон. - Мы не в том возрасте! Никакого лизинга!