Тринити

- Он прямо с вокзала рубанул к своей ненаглядной Нинели, - объяснился Артамонов. - Но канистра с вином со мной, то есть все в порядке. Мурат, правда, велел не откупоривать канистру до его самоличного появления, остановил Артамонов Гриншпона, простершего к посудине обе руки, - но мы, думаю, этот вопрос как-то обставим.

- Мурат не обидится, если мы продегустируем канистру по плечики, сказал Рудик. - А ты не тяни, докладывай, как там Кавказ. И не умничай больно много - билеты до Тбилиси и обратно мы тебе, помнится, купили в складчину. Так что все твои впечатления - отчасти и наши тоже!

- Да как вам сказать, юг есть юг. - Артамонов стал усаживаться поудобнее. - Все каникулы протаскались по гостям. Ну, Мурат, конечно, колхозник еще тот. Ни к каким личным отдыхам у них приступать не положено, пока не обойдешь всех родственников. По коленам, по рангам, сначала близкие, потом все глуше и глубже, вплоть до крестного отца соседа троюродного брата. И попробуй у кого-нибудь не выпить и не съесть барана! Потому что любая обида там - кровная! За каждым застольем - не менее ста двадцати тостов! В пересчете на несжимаемую жидкость это что-то около пяти литров по самым мелким рогам, потому что из стаканов они не пьют.

- И это все?! - выгнулся Гриншпон, втягивая в себя половину стаканчика. - Все чувства и ощущения за две недели?! - проглотил он жидкость, посмаковав и прополоскав ею рот.

- Ну, если не считать одного казуса. - Артамонов стал укладываться на кровать полулежа. - После него я вынужден начать жить по-новому.

- Давай, давай, не набивай цену, - подгоняли его друзья. - Рассказывай. И без засыпаний, пожалуйста.

- Хорошо, попробую, - согласился через силу Артамонов. - Ну так вот, всю первую неделю проторчали в Гори. Бесконечные упражнения в обжорстве довели меня до астении, и я доверил посещение сводного дяди по линии первого мужа Муратовой бабки ему лично, а сам решил смотаться в Тбилиси на могилу Грибоедова. Прошатался по городу весь день. Последний автобус улизнул. Я тормознул таксомотор и покатил. А денег у меня в кармане - до первого светофора. Шофер, словно чувствуя это, спросил: "А ты знаешь, сколько набежит до Гори?" - "Знаю, - ответил я, - вперед!" Таксист, как мне показалось, отчетливо понял, что я - голый. Ну вот, мчимся - кишлаки, деревни, на дворе ночь. Южная, сами понимаете, хоть зад коли. Вдруг на въезде в какое-то селение - толпа, суета. Шоферу что-то прокричали с улицы, и он остановился. В салон медведем ввалился орущий детина. Таксист, ничего мне не говоря, свернул с шоссе и погнал по сомнительным переулкам. Доехали до какого-то дома, детина выскочил и приволок с собой еще одного, покруче и покрупнее себя, да еще и с огромным ножом. Погнали дальше. Двое этих товарищей и мой таксист режутся без умолку на своем наречии, а тесак так и фланирует в сантиметре от моего носа, так и мелькает. Ну, думаю, абзац! А помирать неохота, страшно неохота! И я закричал: "Остановите машину! Я писать хочу, как из ружья!" А детина спокойно отвечает: приедем, мол, на место, там и помочишься! Ну все, решил я, ландыши! Сижу, дрожу и так это ручонкой изредка глотку прикрываю. Думаю: если резанет с ходу, может, полчасика еще поживу. А сам уже практически мертв. Перед глазами пронеслась вся моя жизнь. И до того мне стало обидно ни за что ни про что пропадать, ведь плохого я в жизни вроде никому не делал. А те знай стискивают меня, знай стискивают. Я закрыл глаза и отключился. Сработала защитная реакция, как у скорпиона, брошенного в огонь. Когда я очнулся, я увидел перед собой лужу крови и чуть снова не ушел обратно в себя. Хорошо, что заметил освежеванную корову. Ощупал себя - вроде цел, все на месте. А оказалось знаете что? Другой таксист сбил корову и тормознул моего, чтобы тот быстро съездил за ножом и за бойщиком, чем мы, собственно, и занимались, плутая по переулкам. Холодный пот попер из всех имеющихся в моем теле пор и дыр. Не знаю, может, я потел бы и посейчас, если бы не отомстил таксисту. Когда приехали, я сказал, что мне нужно зайти домой взять деньги. Я вошел в квартиру, улегся в беспамятстве поперек кровати и спокойно уснул. Может, я повел бы себя по-другому, но ко всему прочему таксист не включал счетчик, а рвачества, как известно, я не поощряю ни в каком виде. Но Грузия все же расквиталась со мной по понятиям за "обутого" таксиста. Уже находясь в обратном поезде, я выскочил на секунду на какой-то последней остановке купить пару тухлых пирожков. Сунул продавцу червонец, взял еду и стою, жду сдачу. Поезд тронулся, и я еле успел вскочить на ходу. Оказывается, у них там не принято давать сдачу. В Грузии нет такого слова - цена. Сколько дал столько и стоит.

Наслушавшись кроваво-мясных россказней, Рудик вытащил из сумки кусок медвежатины. По столь неординарному случаю устроили настоящий медвежий праздник с инсценировкой воскресения убитого по лицензии, как уверял Рудик, зверя. В разгар обряда в комнату просочилась Татьяна и незаметно расправилась с остатками пиршества.