Трио неизвестности

В «дальнем глазе» – лингийский сектор. Звёзд много, одни сверкают мощными фонарями, другие едва различимы. Саму Лингу не видно – слишком далеко, но она пока не нужна. Сейчас его интересует самая яркая, расположенная ближе всего к Близняшке звезда, вокруг которой крутится пограничная Пелерания. На фоне звезды планета совсем теряется, но «дальний глаз» в системе наведения «Изделия» очень мощный, намного мощнее, чем те, что стоят на станциях слежения, это самый большой «дальний глаз», который когда-либо создавали урийцы. И поэтому Пелерания видна очень отчётливо. И Канцлер наводит «Изделие» на сияющую Сферу Шкуровича.

Он не собирается никого посылать на лингийскую планету. Цель эксперимента другая.

Грандиозная.

В путешествие отправится сама планета.

– Цель зафиксирована, – докладывает начальник Службы наведения.

– Погрешность?

– Минимальная.

– Энергетика-два?

– Половина мощности.

– Довести до полной.

– Есть довести до полной.

«Изделие-99» начинает дрожать. И кажется, Близняшка начинает дрожать и вздрагивать от нестерпимой нагрузки. Здания Фабрики темнеют – всю энергию забирает «Изделие» для того, чтобы разогнать Философские Кристаллы, возбуждающие грандиозную конструкцию из астрелия.

Первый контур давно запущен, «Изделие-99» готово к основной работе.

– Внимание! – говорит Канцлер, чувствуя себя Разрушителем. – Второй контур!

Близняшка трясётся так, словно готова развалиться на части. Невидимый луч вырывается из устройства, пронзает пространство и бьёт прямо в Пелеранию.

///

Теперь проклятый лингиец никуда не денется…

///

– Куда она делась?!

Все отсеки «Пытливого амуша» заполнены воем сирены, но здесь, в астринге, она почти не слышна, поэтому слова звучат отчётливо. С оглушительной резкостью.

– Что происходит? – громко спрашивает Кира. И смотрит сначала на астролога, а затем – на ведьму, которую поддерживает, приобняв правой рукой. В ответ Аурелия молча трясёт головой – ей трудно говорить. И дышать. И стоять. Но она пришла в астринг, потому что должна быть рядом с Квадригой.

– Галилей?

– Она… она исчезла, мессер.

– Что? Кто исчез?

– Пелерания исчезла, мессер. Смотрите сами.

Они все в синих гоглах – без них в работающий астринг нельзя – и поэтому видят изображение внутри «дальнего глаза». Необычное, невозможное изображение… даже не изображение, а движущиеся картинки, как в синематографе.

– Я навёл астринг на Пелеранию, но не успел прыгнуть. К счастью, не успел. Потому что едва я приготовился, как изображение исчезло. Несколько секунд «дальний глаз» был ослеплён, а затем появилось вот это.

Планеты, сходящие с орбит… планеты, сходящие с ума…

– Как ты это объяснишь?

– В системе Пелерании возникла грандиозная аномалия Пустоты, захватившая и куда-то унёсшая планету. После того как аномалия схлопнулась, созданное ею возмущение привело к хаосу…

– Пелерания исчезла? – переспросил ошеломлённый Помпилио.

– Да, мессер. – Галилей повернул голову к дер Даген Туру. – Нам некуда прыгать.

///

А командир ударной станции РН04 убедился, что «Пытливый амуш» находится точно в перекрестье прицела, и запустил второй контур устройства. Меньше чем через минуту над цеппелем распахнулось «окно» перехода, из которого повалили серые тучи Пустоты и ударил мощный красный луч.

///

– Кира!

Ей плохо. Неожиданно и очень сильно плохо, словно вонзилось вдруг что-то невидимое и злое, высосало силы, уложило на пол, но не отстало, продолжило жечь изнутри, забирая последнее…

– Помпилио, мне больно.

На губах кровь. Откуда? Может, ведьма заразила? Но у ведьмы не спросишь – сидит, прислонившись спиной к переборке. Сидит неподвижно, очень ровно, смотрит прямо перед собой, но ничего не видит. Парализовало? Наверное. И только на губах пузырится кровь.

– Помпилио, мне очень больно…

Дер Даген Тур рычит – от бешенства и бессилия. От того, что Кира закрывает глаза, а на её губах – кровь. От того, что всё заканчивается так.

А в переговорной трубе – голос Дорофеева:

– Мессер, нас затянуло в Пустоту! Это прыжок? Мы прыгаем? Цепари теряют сознание! Мессер?!

Помпилио, продолжая прижимать к себе потерявшую сознание Киру, поднимает голову и смотрит на астролога:

– Галилей?

– Это шторм, мессер! – смеётся Квадрига.

– Что?

– Это идеальный шторм Пустоты!

– Куда нас несёт? – хрипит дер Даген Тур, не понимая, почему астролог в полном порядке.

– Куда захотим, мессер! Мы в шторме! Мы в самой Пустоте!

В «дальнем глазе» – стремительное мельтешение, калейдоскоп звёзд и планет. Их так много, что серость Пустоты исчезла, поглощённая размазанным сиянием. Звёзды кружатся с невероятной скоростью, и невозможно замереть, поймать хоть одну и набросить на неё швартовочный «хвостик», чтобы отправиться в полёт. Но Галилей не собирается лететь – он смеётся. Смеётся как безумный и повторяет:

– Шторм!

Взгляд ведьмы становится осмысленным. Она поднимается, неуверенно, как марионетка, и медленно идёт к астрологу.

А Галилей не видит ничего – только Пустоту. Он полностью в ней. А она – в нём.

И Помпилио вдруг ощущает, что Пустота больше не снаружи, а здесь. Пустота прошла сквозь корпус, проникла внутрь «Пытливого амуша» и сделала всё серым.