Трёхочковый в сердце

Холодным потом прошибло Ника по всему позвоночнику. «Твою налево, и направо, и наперекосяк!» :подумал он, немного не теми словами, что тут зафиксированы. Ник должен был забрать Кевина, в конце концов, если бы не его амурные дела, тот вообще бы спал в номере, и все бы было хорошо. Он должен был взять его вещи, хотя бы. И не сделал ни того ни другого. А сейчас вся команда смотрит на него в немом вопросе, а он не знает, вообще ни черта!

– Я оставил его в холле этажа гостиницы, по крайней мере, думаю, что оставил. В номере со мной он не ночевал. – Ник не оправдывался, а пытался выстроить последовательную цепочку, может кто-то из игроков, смог бы его дополнить.

– Было бы странно, если бы крики, что доносились из вашего номера, принадлежали тебе и Кевину!

– Кайл, заткнись, мать твою, это не смешно, кто-нибудь знает, где он? Или звонил? – Ник начинал закипать, в основном, потому что сам должен был про это помнить или хотя бы озаботиться этим.

Тишина закупоривала собой пространство, сродни старому запущенному бидону, по мере заполнения которого, наружу выходит спёртый воздух. Решения не было. И времени тоже. Страшного ничего не случилось, для всех, кроме Кевина, поэтому никого особо не заботило, как разрешится ситуация, собственно их собрали ради игры, а не переживаний из-за чьей-то не компетенции.

– Ладно, работаем по схеме «съел что-то не то за ужином». Кевин валяется в номере с несварением, дока позвать не успели, потому что он уехал с тренерским штабом. Это официальная версия, после разберёмся. При Тренере этой темы не касаться, по возможности, избегать прямых вопросов. – Ник больше не мог тянуть, пора было уже идти на площадку, поэтому «его правда» была не худшим вариантом, – Всем всё понятно?

В ответ такие же молчаливые кивания. За такое время они уже давно привыкли к разного вида отмазкам, от классических «несварений и задержек после занятий», до ещё более нелепых «болезней внезапных родственников или их приезда». Но Тренера нельзя было провести такой чепухой. Врать ему никто не хотел, да и чревато последствиями. Иногда, просто, не существовало другого выхода. В конце концов, они не были законченными эгоистами и последние несколько лет пахоты до тошноты, совместных взлётов и падений, сплотили и сблизили многих из них.

Команда собралась в центре, подняв и соединив руки в подобие плетёного купола, крикнула традиционную речёвку – не «голубо-белый самый смелый», но куда им до славянского креатива. Они вышли из раздевалки, до начала тренировки оставалась пятнадцать минут.

Ник обожал громогласную тишину спортивных стадионов до начала игр. Этот невысказанный рёв, нагнетаемый под сводами арены. Когда ты не слышишь, но уже ощущаешь звенящий шквал выплёскивающихся эмоций. Как заворожённый, смотришь на нарастающую волну цунами, нависающую над тобой в немом приговоре и готовую обрушиться на тебя в любую секунду. И все это тебе словно мерещится, лишь тишина предвестником неминуемого стучится в твоё сознание. Нику нравилось это чувство, он видел в своём воображении как, к вечеру, будут заполняться места предвкушающими болельщиками. Просыпается голос стадиона, сначала он слегка сипит, не промочив горло, после долгого сна, но со временем его тембр крепнет, частоты становятся всё ниже, в пульсации глухого баса, забираясь под паркет площадки, и там, набирая вибрирующее рычание в лёгкие, раскатываются волнами, накрывая и срывая со своих мест, беснующихся фанатов, в адреналиновом эсктазе. Они скандируют: «MVP! MVP!», или просто орут и гудят, бешено топча ногами, вызывая землетрясение где-то в Японии, и, порой, не понятно возносят они тебя, или жаждут твоего низложения. И Ник это обожал. Ему казалось, что он рождён для всего этого, как растение, открывающее свои лепестки для порции фотосинтеза. Он мог питаться, или заряжаться, как батарейка, только почуяв этот гул, или даже его трепетание на своей коже, мгновенно аккумулируя заряд статического электричества, гуляющего по кончикам волосков на руках.