Трёхочковый в сердце

Ожидаемо, табличка на двери туалета гласила «Закрыто». Ник приложился костяшками пальцев, настукивая с детства знакомую мелодию, для исполнения которой не нужно было заканчивать пять классов по курсу фортепьяно и аккордеона, или иметь абсолютный музыкальный слух. Короткий щелчок, он открыл дверь и вошёл внутрь. Назвать помещение ванной комнатой можно было с натяжкой. Подсобкой – да, но никак не полноценным апартаментом. Когда-то давно Ник видел похожую планировку в дешёвой гостинице в Латвии. Для экономии места попасть в душевую кабинку можно было, минуя унитаз, никаких порогов и ограждений, слив вмонтирован сразу в пол, объединённый на одном уровне по всей территории комнаты. Так что если кто-то хотел помыться, а другой человек справить нужду, полоскались они, как правило одновременно. Если туда удавалось впихнуть третьего, чистящего зубы возле раковины с зеркалом, ему тоже «не грозило» избежать этой участи. Место было катастрофически мало. Ник почти цеплял головой потолок. Да и Кира, при всей своей стройности, могла здесь развернуться с трудом. Правда поговорка: «В тесноте, да не в обиде», скорее всего была придумана такими же аморальными экспериментаторами, застрявшими в лифте с привлекательной соседкой, поправляющими бретельки давней подруги в примерочной модного магазина, или одолжившими сигарету симпатичной попутчице в тамбуре поезда. Когда человек покорил небо, в список не обиженных тесных мест, добавился ещё один пункт.

Кира упала на него, разделявшие их, какие-то полметра, оказались непреодолимой дистанцией, для девушки подшофе, опирающейся на слегка вибрирующий пол самолёта. Это лишь придало дополнительный толчок к началу основного действа. Она жадно впилась губами в Ника, будто во рту ещё оставался не выпитый алкоголь, вкус и горечь которого нужно было передать в страстном поцелуе. И он его ощущал, собирая оставшиеся крупицы, ему почти удалось угадать сорт виски, если бы не явственно перебивавший его аромат колы. Ника пьянила созданная атмосфера. Ограниченность пространства, иллюзорно расширяющаяся, запотевшим от их дыхания, зеркалом. Невинная жертва, загнанная в угол коварным хищником. Прохлада стен, проигрывающая жару их тел. Вкус спиртного, оставивший свои грязные отпечатки на её губах, собранный и лелеемый заботливым «криминалистом» на кончике его языка. Всё это хаотичными образами складывалось в голове Ника в общую картину вожделения.

Он сильнее прижал Киру к себе. Руки заскользили вниз, по тонкому шёлку, забираясь под коротенькое платье. Задрав подол, Ник почувствовал тепло её бёдер, подобно сочной мягкости спелых фруктов, сжав которые ощущаешь горячий сок, стекающий с твоих пальцев. Он знал, что это за «нектар». Коротким движением Ник стянул трусики, те, пёрышком на ветру, медленно струились по гладкости её ног, опускаясь на пол. Пришлось помочь устроиться Кире на туалетном столике, как и ей – освободиться ему от штанов. Она задрала на нём майку, остротой своих коготков, высекая контуры его пресса. Рука опускалась ниже, нащупывая восставшую плоть. Коротким движением Кира, потянув за «стержень» практически придвинула Ника в себя. Он упёрся руками, не прекращая поцелуя, и вошёл в неё, окунаясь в ощущение захлопнувшегося паучьего капкана, когда всё тело завёрнуто в кокон из переплетений нежных шёлковых прядок, а мозг галлюцинирует в токсическом экстазе впрыснутого яда. Только в его случае, в ловушке оказалась лишь голова и орган немногим ниже сердца, но тоже отвечающий за любовь.