Триптих откровения

Но наши даже мгновенные лёгкие прикосновения наполнены чувствами большой привязанности и любви. Мы целуем друг другу руки, гладимся, прикасаемся и, конечно же, целуемся в губы. При любой возможности шаловливо трогаем заветные места и игриво похлопываем друг друга. Это в нас осталось. Просто боимся накалять страсти. Болезни предостерегают. Меня же удивляет другое — на днях, я зашёл в комнату и вижу: сидит на кровати среди белых простыней седовласая, уже изрядно постаревшая моя Лина. И я вдруг вспомнил. Подобную сценку я уже когда-то видел. Это был рисунок моего армейского друга Валеры Лебедева «Дряхлеющая старость». Неужели это была моя Лина? Там точно такая же старушка сидит на кровати среди белых простыней. Её полуулыбка и взгляд выражают затаённые неведомые думы. Это же было предсказание. Её полуулыбка тогда меня поразила и смутила своей древностью. И только теперь я понял, что это она такая только для постороннего взгляда, но не для меня. Ведь я люблю этого человека, и даже «желаю». Вот это парадокс. Эта увядающая старость не смущает и не пугает меня сейчас. Эта бабуля, уже моя бабуля, умиляет меня и притягивает, словно магнит. И я понимаю теперь, что любовь — это не внешняя красота, а какая-то загадочная внутренняя энергия, неистово зовущая к себе.

Мы вышли из Президентского парка и спустились к реке. Небесный купол был, хотя и в слегка заметной дымке, но совершенно безоблачен. А ведь только вчера тучи гуляли по небу и осыпали дождём эту землю. С некоторых пор посетители речки определились в своих занятиях. Раньше их моцион ограничивался либо ходьбой медленным и быстрым шагом, либо ускоренным бегом, а то и просто задиранием ног на перила оградки, а сейчас, когда по обе стороны речки появились спортивные снаряды — каждый занимался целеустремлённо. Появились и другие, которые сосредоточились на «скандинавской ходьбе» с палками, чему их обучал тут же на террасе инструктор. Обычно эти люди очень серьёзны, ведь их ходьба получила заданный смысл. Теперь при передвижении они сознательно налегают на ту палку, которая противоположна выдвигаемой вперёд ноге. Движения их рук и ног должны быть предельно скоординированы.

Однако вопреки всему одна женщина шла вниз по течению реки без палок и упорно хлопала себя ладонями по талии, которой давно нет, но которую хочется восстановить. Хлопает и хлопает в надежде, что живот ужмётся сам по себе без диеты.

Когда Лина отошла от нас и стала осваивать посильные ей упражнения на спортивных снарядах, Игорь Юльевич заговорил со мной более доверчиво.

— Перед тобой я должен теперь быть предельно откровенным, ведь ты не только прочёл мои записи, но и воплотил их в новеллу. И я обязан тебе поведать всё, как есть у нас в настоящее время. Её бёдра выше колен по-прежнему волнуют меня, особенно с внутренней стороны. Я ласкаю их руками и целую. Мне это нравится. Она же обожает моего «стригуна», играет с ним, балуется, и обращается к нему как к своему озорному шалунишке: «Что затих, мой неугомонный дружок? Сейчас я тебя растревожу, — воркует она. — Нельзя тебе дремать, как нельзя и твоей подружке-«чернильнице» почивать на лаврах. Вам обоим непременно надо быть в возбуждении, иначе наша жизнь остановится. Ведь вы центры нашего «оживления», от вас начинает игру кровообращение, заставляя организм жить, заводиться и пульсировать, пробуждая клетки». Она целует и нежит моего «шалуна», а я ласкаю её «розочку», углубляясь внутрь её влажной благодати.

— И всё-таки мы избегаем сильных волнений, — продолжил он, переходя на ещё более доверительный тон. — Последний раз, когда с её помощью я завершал оргазм по-настоящему, то не мог не стонать, да так, что мои вопли были такими не предсказуемыми, не поддающимися регулированию, что она не на шутку забеспокоилась — не услышат ли нас соседи. Такими страстными были мои завывания и резкие вскрики, что просто вызвали тревогу — не остановилось бы моё сердце в процессе слияния.

Мы просто стали бояться, как бы не умереть в объятьях друг друга. Это было очень здорово. Но состояние нашего здоровья становится опасным. Лина тоже так заходилась в истоме, когда я нежил её гениталии, что мы просто прекратили заводить друг друга до неистовства. И ведь главное заключалось в том, что во всех моих прошлых забавах, мне не было так чудесно. Будто я до этого момента не познал самого главного человеческого наслаждения. Мы стали избегать ярких вспышек. Зато поняли, как удовлетворённая страсть скрашивает жизнь, а без этого она была бы тусклой. Мы радуемся, что на старости лет судьба свела нас, а природа подарила такой заряд чувств, благодаря которому мы счастливы. Мы можем постоянно ласкать друг друга и воспламеняться от ласки, доходить до святого экстаза, после которого наступает благодатное успокоение, а затем зарождается новая волна радости духа и вожделения. Какое счастье быть страстно любимыми.