Читаем ТРИПУРА РАХАСЬЯ полностью

31-48. Сын мудреца продолжил с улыбкой: "Царевич! Скажи мне теперь. Разве это погружение в горе - наследственное достоинство? Согрешишь ли ты, если не погрузишься в печаль по этому поводу? Или ты надеешься вернуть свою потерю такой печалью? Царевич! Хорошо подумай и скажи мне, какую пользу ты получишь от этой печали. Если ты считаешь её непреоборимой, то послушай, что я скажу.

"Такая потеря не является чем-то новым. Твои давние предки умерли ещё раньше. Оплакивал ли ты когда-либо их потерю? Если ты говоришь, что кровное родство сейчас вызывает твою печаль, то задумайся о червях в телах твоих родителей, которые кормятся их плотью. Почему же ты не считаешь этих червей своими родственниками, и почему их потеря не вызывает у тебя печали? Подумай, царевич! Кто ты? Чьи смерти являются причиной твоей нынешней печали?

"Являешься ли ты телом, или ты - что-то другое? Тело - это просто совокупность различных веществ. Ущерб, нанесённый любой его составляющей - это ущерб, нанесённый всему телу. Нет такого момента, когда хотя бы один из его компонентов не был подвержен переменам. Но выведение из организма отходов жизнедеятельности не является потерей для тела.

"Те, кого ты называл своим братом и так далее - это просто тела; тела состоят из грубой материи; когда они утрачиваются, они возвращаются к грубой материи земли; и грубая материя, в конечном счёте, превращается в энергию. Тогда где же здесь потеря?

"На самом деле ты - не тело. Ты владеешь телом и называешь его своим собственным так же, как ты поступаешь с предметом одежды, которым ты владеешь какое-то время. В чём же тогда заключается различие между твоим телом и твоей одеждой? Разве у тебя есть какие-то сомнения относительно этого заключения? Будучи чем-то отличным от твоего собственного тела, какое отношение может быть между тобой и другим телом? Разве ты когда-либо требовал подобных отношений, к примеру, с одеждой твоего брата? Зачем же тогда оплакивать потерю тел, которые никоим образом не отличаются от предметов одежды?

"Ты говоришь "моё" тело, "мои" глаза, "моя" жизнь, "мой" ум и так далее - я прошу тебя сказать мне теперь, кем именно ты являешься?"

Выслушав подобный ответ, Махасена задумался над ним и, будучи не в силах решить проблему, он попросил разрешения уйти на какое-то время, чтобы тщательно рассмотреть её. Затем он вернулся и сказал с глубоким смирением: "Господь, я не вижу, кто я. Я рассматривал этот вопрос, и всё же я не понимаю. Моя печаль совершенно естественна; я не могу объяснить её.

"Учитель, я ищу твоей защиты. Прошу тебя, скажи мне, что это за печаль. Каждый подавлен печалью, когда умирает его родственник. Никто, по-видимому, не знает своей собственной сущности; равно как и никто не оплакивает все потери.

"Я склоняюсь перед тобой как твой ученик. Пожалуйста, разъясни мне этот вопрос".

Будучи спрошенным об этом, сын мудреца промолвил Махасене:

49. "Послушай, царевич! Люди введены в заблуждение иллюзией, наброшенной Её Божественным Величеством. Они пребывают в страданиях, что обусловлено их невежеством относительно их собственной сущности. Их страдания бессмысленны.

50. "До тех пор, пока имеет место невежество в отношении собственной сущности, до тех пор будут продолжаться страдания.

51-52. "Так же, как спящий человек глупо пугается своих собственных сновидений, или как глупец введён в заблуждение змеями, появляющимися в представлении факира, так же испытывает страх и человек, невежественный в вопросе о своей высшей Сущности.

53-55. "Так же, как спавший человек, который проснулся после пережитых им во сне кошмаров, или как человек, посетивший представление факира, а потом узнавший о нереальной природе гипнотических творений, больше не боится их, смеясь над теми, кто всё ещё боится, так же и тот, кто осознал высшую Сущность, не только не печалится сам, но также и смеётся над печалью других. Поэтому, о отважный герой, разбей эту неприступную крепость иллюзии и одержи победу над своими страданиями через реализацию высшей Сущности. А пока что будь проницательным, а не таким глупым".

56-58. Выслушав сына мудреца, Махасена сказал: "Учитель, твои примеры не относятся к рассматриваемой ситуации. Сон или магия позже осознаются как иллюзорные, в то время как эта твёрдая и конкретная вселенная всегда реальна и полна значимости. Она неопровержима, и существует непрерывно. Как её можно сравнивать с мимолётным сновидением?" Тогда сын мудреца ответил:

59. "Послушай, что я скажу. Твоё мнение, что примеры не по сути - это двойное заблуждение, подобно сну во сне.

Примечание: первое заблуждение - представление об отделённости вселенной от себя, а второе - представление о том, что объекты, видимые во сне - это иллюзия, в отличие от тех, что наблюдаемы в состоянии бодрствования. Это можно сравнить с иллюзией, когда спящий человек принимает во сне верёвку за змею. (Сновидение - само по себе иллюзия, а ошибочное восприятие верёвки - иллюзия в иллюзии).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги
Семь красавиц
Семь красавиц

"Семь красавиц" - четвертая поэма Низами из его бессмертной "Пятерицы" - значительно отличается от других поэм. В нее, наряду с описанием жизни и подвигов древнеиранского царя Бахрама, включены сказочные новеллы, рассказанные семью женами Бахрама -семью царевнами из семи стран света, живущими в семи дворцах, каждый из которых имеет свой цвет, соответствующий определенному дню недели. Символика и фантастические элементы новелл переплетаются с описаниями реальной действительности. Как и в других поэмах, Низами в "Семи красавицах" проповедует идеалы справедливости и добра.Поэма была заказана Низами правителем Мераги Аладдином Курпа-Арсланом (1174-1208). В поэме Низами возвращается к проблеме ответственности правителя за своих подданных. Быть носителем верховной власти, утверждает поэт, не означает проводить приятно время. Неограниченные права даны государю одновременно с его обязанностями по отношению к стране и подданным. Эта идея нашла художественное воплощение в описании жизни и подвигов Бахрама - Гура, его пиров и охот, во вставных новеллах.

Низами Гянджеви , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги