Трюфельный пес королевы Джованны

– Я сейчас нахожусь за городом, в… – Он произнес название поселка, где ночевали приятельницы. – И наверное, останусь здесь до утра. Елена Дмитриевна сказала мне, что вы были с мамой…

– Мы вместе приехали к ним… – Александра нервно облизала губы. – Вчера вечером. Утром Марина ушла одна. Не разбудила меня, ничего не сказала. Я… Примите мои соболезнования…

Имени парня она не помнила. Марина несколько раз называла его при ней, говоря с сыном по телефону, но Александра не особенно прислушивалась и теперь боялась ошибиться.

– Мне нужно вас увидеть, – услышала она в трубке. Молодой человек говорил очень сухо, ей слышалась в его голосе нескрываемая враждебность. – Вы можете сюда приехать?

– Не сегодня… Боюсь, просто не доберусь до поселка. Может, увидимся завтра в Москве? Я смогу в любое время…

– Да ведь я не свидание вам назначаю! – раздраженно оборвал ее собеседник. – Мне требуется с вами поговорить о маме! И неизвестно еще, буду ли я в Москве завтра… Да, передаю!

Последнее было обращено не к Александре, потому что спустя секунду в трубке раздался взволнованный голос Елены:

– Вам правда необходимо срочно приехать! Завтра в десять утра вас ждут у следователя, но это не здесь, у нас даже отделения милиции нет. Вам все равно придется еще три станции проехать, до райцентра. Так что сперва к нам. Я вас подготовлю.

– К чему?!

– К завтрашнему разговору.

– Зачем это?! – возмутилась Александра. – Я расскажу все, как было, и готовиться тут не к чему.

– Да вы же не знаете, как я сегодня за вас боролась… – протянула Елена. – Если бы не я, вам бы плохо пришлось… Этот дурак Виктор уперся, стоит на своем: видел, как Марину толкнула женщина в красной куртке. Ну какое ему дело?! Платят ему за это, что ли? Налил кто? Болтает сам не знает зачем…

– Он говорит, что есть, и хорошо, – с тяжелым сердцем ответила художница. – Есть шансы, что эту особу найдут. А мне бояться нечего.

Елена помедлила, затем с неохотой согласилась:

– Нечего так нечего. Тогда и говорить не о чем. А вы все же не пренебрегайте, заезжайте к нам, хоть бы и завтра… Я ведь помочь хочу. И Леониду нужно кое о чем вас спросить.

– Сыну Марины? Скажите, а почему он-то на меня в претензии? Что ему нужно?! Прямо приказывает, чтобы я сейчас же ехала! – уязвлено заметила художница.

– Ничего он не требует, просто подавлен. Хочет вас скорее обо всем расспросить. И я налила ему немного, чтобы расслабился, а то парень, как пружина перекрученная… Звонили Марининому бывшему супругу… А он за границей, помочь с похоронами не сможет. Сказал, пришлет денег на карту сыну. – Елена рассказывала эти печальные подробности с наслаждением, явно их смакуя. – А родители у Марины уже очень преклонных лет, сейчас оба болеют сильно. Им пока не стали сообщать, чтобы они тоже в гроб вслед за ней не легли. Так что все сошлось на одном парне. Его пожалеть надо, помочь, не сердиться на него, даже если он что-то сморозил лишнее…

– Я ни на кого не сержусь. – Поостыв, Александра сама поняла неуместность своей обиды. – Мне просто странно, что от меня все чего-то особенного ждут, каких-то откровений, подробностей… А я ничего не знаю и сообщить не могу. Ни ему, ни следователю… Да, а вы уже сказали?..

– Павлу? – В трубке раздался протяжный глубокий вздох, будто ветер пронесся в сухой листве на опушке леса. – Сказала, да не я, к сожалению. Соседка заскочила, брякнула, дура. Весь поселок только об этом и галдит. Все, Павел слег.

– Сердце?

– У него с сердца начинается, а потом все идет вразлад – суставы, спина. Голова кружится, в глазах темнеет… Не знаю даже, свидитесь ли вы завтра, может, он не встанет. Главное, мне бы вас повидать, кое-что шепнуть!

Александра обещала приехать первой утренней электричкой, из числа тех немногих, которые останавливались на станции. Елена назвала точное время, когда состав отправлялся с Московского вокзала. Закончив разговор, художница, не колеблясь, выключила телефон. Она не решалась сделать это весь день и теперь, следя за тем, как гаснет дисплей, испытала горькое облегчение. Страх перед будущим днем не ушел, но словно притупился. «Ожидая, всегда ожидаешь худшего! – сказала она себе. – К чему загадывать? Будь что будет, я ведь невиновна!»

Когда мать позвала пить чай, ей удалось выйти к столу, придав лицу такое умиротворенное выражение, что родители разом повеселели. Отец пустился в воспоминания о давней рыбалке, на которую трехлетнюю Сашу взяли потому, что не с кем было оставить, и едва ее там не утопили, когда перевернулась резиновая лодка.

– Саш, ты помнишь, как тонула? – допытывалась мать. – Я бегала по берегу и кричала, что, если они тебя не спасут, я их всех на суше перережу!

– И ножом размахивала, которым картошку на уху чистила! – смеялся отец. – Ведь зарезала бы, впрямь, глазом не моргнув! Пришлось нам с тестем-покойником тебя спасать. А то ни за что бы не стали!

И подмигнул дочери, предлагая оценить шутку.

– Ты смеешься, я а на другой день, в Москве, впервые седые волосы у себя увидела, – пожаловалась мать. – Потерять единственного ребенка! Да я бы умерла после этого!