Трюфельный пес королевы Джованны

– Я не говорю, что тебе это должно нравиться, – мать обернулась от раковины. – Только нормальные люди всё между собой обсуждают. Вы – никогда! Вот, посмотри на нее, – она кивнула на замершую Александру. – Когда она заявилась вчера к нам, вся белая, с перекошенным лицом, с таким видом, будто за ней черти гонятся, разве она что-нибудь по-человечески мне объяснила?! Я не слепая и не дура. Я сразу поняла, что у нее неприятности. Она молчит… Н у, пусть. Сразу уехала за город с этой Мариной. Сегодня та погибла. Скажи, что я должна думать?!

Озадаченный отец молчал. Александра не сводила взгляда с тарелки, полной никем не тронутых, ровно нарезанных ржаных ломтиков. Поднимать глаза она боялась.

– Скажешь, я не права?! – Не встречая возражений у своих обыкновенно строптивых слушателей, мать торжествовала победу. – Постой, мы еще услышим о ней такие новости, что волосы встанут дыбом! И все потому, что никогда не говорим друг с другом по душам! Я ничего о ней не знаю! Не знаю, на что она способна! А ты?!

– Ладно, что ты нагнетаешь… – не выдержал ее супруг. – Ни на что плохое она не способна! Дай Саше прийти в себя. Она ведь сбежит от нас, если ты будешь на нее давить! Бывало ведь уже…

– Я не сбегу. – Александра с трудом оторвала взгляд от хлеба на тарелке. – Мне некуда бежать, в общем. Пока некуда. В мастерскую уже не вернусь, наверное…

Она не знала, что еще сказать, но и этого было достаточно. Мать ахнула от радости:

– Ты бросила свой мерзкий чердак?! Слава богу! Я боялась, что тебя там зарежут в один прекрасный день!

Отец, помедлив, изумленно проговорил:

– И я рад… Только как же ты выкрутишься с мастерской? На какие деньги снимешь помещение? Здесь, в одной комнате, тебе не разместиться… Я же был у тебя там, на Китай-городе, видел те хоромы. Удобств никаких, зато какая площадь!

Супруга набросилась на него:

– Ты что, отговариваешь ее?!

– Нет, – качнул головой мужчина. – Я удивляюсь. Саша, ты столько лет держалась за этот чердак, уверяла нас, что тебе там хорошо… Обросла имуществом – и книг море, и холсты, и материалы… И вдруг приезжаешь с одной сумкой и заявляешь, что там все кончено!

– И прекрасно! – горячо воскликнула мать. – По-моему, и одна сумка лишняя! Надо было все там бросить! Этот несусветный хлам, эти старые тряпки, журналы, которые в любой момент могли вспыхнуть от одной спички! Саша сгорела бы там, как свеча, и нам бы хоронить было нечего! А кто бы стал ее спасать? Дом вымерший. Последние приличные художники все съехали. Осталась пара алкоголиков, которые сами скорее подожгут, чем потушат!

Отец воздел руки, показывая, что сдался:

– Все, все, ни слова больше! Как будто я сам не беспокоился за нее! А ты, – обратился он к дочери, – располагайся, конечно! Перевози сюда все, что хочешь. Ничего не поделаешь, места здесь немного, но антресоли для твоего хлама, как выражается мать, мы можем освободить.

Александра, довольная уже тем, что перевела разговор в безопасное русло и порадовала родителей, благодарно кивнула.

Глава 6

Звонок, которого она и ждала, и боялась услышать, раздался только вечером, в седьмом часу. Александра весь день не расставалась с телефоном, опасаясь, что мать первая ответит на вызов, по свойственному ей стремлению знать о дочери все. Отец никогда не прикоснулся бы к чужому мобильнику, даже не подошел бы взглянуть, что за номер высвечивается на дисплее, это художница знала по опыту.

За день телефон ожил два раза. Сначала позвонил знакомый, желавший показать Александре две китайские картины на шелке, доставшиеся ему от деда, воевавшего в Манчжурии. Художница с сожалением отклонила эту просьбу, сославшись на занятость. Второй звонок был из Питера: ей предлагали посетить аукцион. Это предложение она тоже отвергла.

Елена не перезвонила. Марья Семеновна также не подавала признаков жизни. Ее молчание пугало Александру. «Старуха видела труп адвоката, всерьез решила, что убила его я. Ведь с Ритой она не пересеклась и даже не поверила в ее существование, когда я сказала, что временно поселила в той квартире подругу. Марья Семеновна уже должна была понять, что я сбежала, но пока молчит… Или не хочет со мной связываться, или с ней самой что-то случилось?!» Позвонить соседке Александра не решалась. Это было выше ее сил, и так уже иссякших.

Художнице в любой момент могли позвонить с неизвестного номера. Ее номер телефона ходил по рукам, друзья, по собственной просьбе Александры, передавали его тем своим знакомым, которые могли нуждаться в ее услугах. Но почему-то, услышав в седьмом часу звонок и увидев на экране цифры без подписи, Александра сразу почувствовала страх. Он укрепился, когда женщина ответила и услышала мужской голос, не слишком любезно, отрывисто пожелавший говорить «с Александрой».

– Это я, – скованно ответила она.

– Я сын Марины.

«Не следователь… – Ощутив в первый миг облегчение, она тут же испытала новый приступ паники. – Еще хуже! Что я ему скажу?!» Но молодой человек, очевидно, справившись с волнением, избавил ее от необходимости что-то придумывать и заговорил сам.