Триумф и трагедия. Политический портрет И. В. Сталина. Книга 2. Часть 1

Да, в первые часы после получения долгожданного известия Сталин не испытает удовлетворения. Но позже, осознав, что самого опасного, самого умного, самого настойчивого противника уже нет в живых, Сталин переживет внутренний триумф победителя, перешагнувшего через труп своего врага, руки которого уже не держали оружия… Сталин давно понял, хотя никогда не говорил об этом своим недалеким соратникам: подлинное ощущение безраздельности власти, исключительности своего ”я”, некой избранности он испытывал, лишь когда перешагивал через трупы реальных и потенциальных соперников. Сталин мог для внутреннего самооправдания (очень скоро оно ему уже будет не нужно!) полагать, что если бы не он уничтожил их, то тогда бы они его. Власть — это выживание. Подлинная власть — та, когда она в руках единственного-. Любой, кто может засомневаться в его абсолютном праве на безграничную власть, должен быть устранен. Ведь он персонифицирует социализм, то обетованное общество, к которому стремятся миллионы его людей! А если сомневаются в нем, значит, сомневаются в социализме! Размышляя о власти и поверженных врагах, Сталин мог подумать: теперь, пожалуй, не осталось ни одного, кто бы близко знал его в ’’ленинские времена”. Похоже, что из того ядра он остался один. А власть требует единственности! Только при достижении этого состояния можно испытать упоение властью. Это дано понять только ему. Это право на уникальность постоянно оспаривал тот, кто теперь навсегда останется в Койоакане под белоснежным обелиском.

’’Вождь” вспомнил несколько последних статей, документов, написанных Троцким и опубликованных в его ’’Бюллетене оппозиции”. В своем послании ’’Учредительному конгрессу” IV Интернационала, напечатанном в 1938 году, Троцкий писал, что ’’диспропорция между нашей нынешней силой и завтрашними задачами яснее нам, чем нашим критикам. Суровая трагическая диалектика нашей эпохи работает на нас. Война приведет массы к крайнему отчаянию и возмущению, и они не найдут другого руководства, за исключением IV Интернационала”. В другом, аналогичном документе Троцкий мистически провозглашал: ”В грядущие 10 лет Программа IV Интернационала получит поддержку миллионов, и эти революционные миллионы смогут штурмовать небо и землю”. Троцкий с таким жаром предрекал триумф IV Интернационала, который придет к нему в условиях новой, второй мировой войны, что у трезвомыслящих читателей сразу же складывалось впечатление: Троцкий ждет войну, ибо только с ней он связывает свое возвращение на политическую сцену истории, крушение сталинизма, занятие подобающего его уму положения. ’’Первыми жертвами грядущей войны, — провозглашал Троцкий, — будут партии III Интернационала. И тогда IV Интернационал (возглавляемый, естественно, Троцким! — Прим. Д.В.) станет самой великой силой в мире”.

Сталин прошел по кабинету и взял пачку ’’Бюллетеней оппозиции”. Нашел 65-й номер за 1938 год, открыл нужную страницу и, стоя, погрузился в чтение передовицы, написанной Троцким. (Немногие люди могут возвращаться к строкам, где их поносят и ругают; Сталин не был таким. Он читал и получал заряд ненависти.)

’’Что, Сталин еще посмеивается за кулисами? Фашизм идет от победы к победе и находит главную помощь… в сталинизме. Страшные военные угрозы стучатся в дверь Советского Союза, а Сталин избрал этот момент, чтобы подорвать армию и топтать нацию (речь идет о процессе над военными. — Прим. ДВ. у\

Изгнанник пророчествовал (и, пожалуй, был не далек от истины), что будет ’’другой процесс, настоящий. Тогда в человеческом языке не найдется таких слов, чтобы защитить самого отвратительного из всех каинов, которых можно найти в истории… Памятники, которые он соорудил себе, будут уничтожены или взяты в музеи и помещены в залах тоталитарных ужасов. И победоносный рабочий класс пересмотрит все процессы, публичные и тайные, соорудит памятники несчастным жертвам сталинской злобы и подлости на площадях освобожденного Советского Союза…”. Сталин захлопнул ’’Бюллетень…”, бросил журнал на полку и пошел вдоль стола заседаний:

— Неужели когда-нибудь смогут поверить подобному бреду? Разве троцкисты и их пособники не признались публично в своих преступлениях?

Прохаживаясь с потухшей трубкой в руке, Сталин, возможно, размышлял о том, что будущему ”не достанется” троцкизма, если довести дело до конца.

Не случайно, вскоре после получения известия об убийстве Троцкого, Берия (не без ведома Сталина) отдал распоряжение о ’’ликвидации в лагерях активных троцкистов”. Накануне войны прокатилась по лагерям еще одна, малозаметная волна, сметающая последних осужденных, причисленных к ’’активным троцкистам”. Печора, Воркута, Колыма, Соловки стали немыми свидетелями кровавой мести ’’вдогонку” убитому лидеру IV Интернационала. Сталин не хотел понимать, что смерть человека — неэффективное средство для борьбы с его идеями. Он надеялся, что таким способом исключит саму возможность возникновения инакомыслия и оппозиции, даже внутренней, духовной.