Она на мгновение замерла неподвижно, потом расслабилась в его руках, прижалась, доверчиво уткнувшись лицом в его плечо.
— Ты меня напугала.
— Боги… Прости, — нотки стыда сделали её нежный голос еще мягче обычного.
— Хочешь, зажгу свет?
— Да, было бы неплохо, — она торопливо смахнула с лица остатки слез и вымученно улыбнулась: — Веду себя как маленький ребенок?
— Вроде того.
Людвиг поцеловал её в макушку и потянулся к столику. Взял масляную лампу, щипцами вынул из почти прогоревшего камина тлеющий уголек и зажег фитиль. Комнату тут же окутало уютным золотистым свечением. Напуганные тени расползлись по углам, на стеклах окон, затянутых в свинцовые переплеты, пустились в пляс неровные отблески.
Женщина облегченно вздохнула и обняла согнутые колени. Её тонкая ночная рубашка, обильно украшенная кружевом, сползла с плеча, полуобнажая идеальную, свойственную только юности кожу и по-девичьи высокую грудь. Пурпурное покрывало упало с супружеской кровати и теперь лежало на полу на манер небрежно сброшенной королевской мантии.
Людвиг вернул уголек в камин, затем присел около жены, невольно любуясь её идеальным лицом. Алые губы, темные брови вразлет, так удачно подчеркивающие глубину малахитово-зеленых глаз, ямочки на щеках, совсем, как у девчонки, озорные веснушки, которых она так трогательно стеснялась. Маленькая королева его маленького дома, любимая до мелочей разрушительница покоя.
— Что тебе снилось, Ками?
Он приобнял её за плечи, потом завладел её рукой, поднес к губам и отпустил, поглаживая раскрытую ладонь кончиками пальцев.
— Ты рассердишься, если узнаешь, — она придвинулась ближе, удобно устраивая голову на его груди.
— Уверена?
— Точно.
— И всё же?
— Карл Мейдлиг, — тихо призналась она.
— Моя жена льет слезы по привлекательному мужчине, в полтора раза младше и в три раза богаче своего законного мужа, потому что тот явился ей во сне. Не вижу ни единого повода сердиться.
С её губ сорвался неуверенный смешок. Она приподнялась, заглядывая ему в лицо, пытаясь понять, действительно ли не задела его чувства.
— Это совсем не то, о чем ты подумал. Мы с Карлом просто старые знакомые. Ты же знаешь, он мне как брат, между нами не было и не может быть ничего, кроме дружеской привязанности.
— Знаю я, — легко качнул головой муж. — Хотя на его месте я бы локти себе кусал от досады.
— Но ты на своем, и я этому рада, — она вновь прилегла, ладонь её скользнула по его груди: нехитрая ласка, но тепла в ней хватило на двоих. — Злишься на меня?
— Ты плакала во сне, — заметил Людвиг. — Ясно, что не от романтических грез.
— В моем сне Карла убили, — тихо созналась она. — Растерзали в клочья в какой-то богами забытой глуши.
— Кто? — растерялся Людвиг.
— Волк. Наверное, — неуверенно протянула Ками. — Зверь, жуткий такой, со шрамом на морде и как будто соткан из тумана. Только глаза не золотые, а серые, человеческие.
— Хищник со шрамом и людскими глазами, убивающий твоего друга детства, лишь вчера вновь увидевшего свою драгоценную возлюбленную, какое совпадение… — нахмурился мужчина. Рука его замерла неподвижно, от спокойной доброжелательности не осталось и следа. — А я-то, наивный, думал, призраки прошлого нас уже не потревожат.
Он тяжело вздохнул и потер нахмуренный лоб, развернул жену к себе лицом и спросил, глядя прямо на неё:
— Признавайся, ты всё-таки хочешь повидать Сюзанну, да?
Она не ответила: отвернулась и вновь села, подтянув ноги поближе. Этакий комочек, полный упрямости и решительности.
Людвиг охнул и встал с постели. Длинная ночная рубашка не скрывала слегка полноватых форм, на макушке уже наметилась лысина, а в коротко подстриженной бороде проскакивали слишком светлые волосинки. Однако возмутился он с юношеским напором:
— Камилла, умоляю, не начинай снова. Всыпать бы этому Мейдлигу с его рассказами. Он не должен был искать с ней встречь, тем более — делиться переживаниями с тобой. Она — опальная преступница, а её муж — палач. Сюзанна больше не твоя подруга детства, не дочь герцога и даже не аристократка. Ты чудом избежала допросов и арестов, а теперь хочешь возобновить это опасное знакомство?!
— Ты прав, избежала — она упрямо поджала губы. — Но Сюзанна, как ты верно заметил, теперь совсем одна, в новом враждебном мире. Не хочу, чтобы она чувствовала себя отвергнутой еще и мной. Что я буду за человек, если не сделаю такую малость, не дам ей узнать, что у неё осталась как минимум одна подруга?
— Исключено! Подумай о своей репутации.
— Кому я нужна? — легко пожала плечами Камилла. — Я птичка слишком мелкого полета, если уж оказалась недостаточно интересной для следствия, то теперь-то кто обо мне вспомнит?
— Не знаю, не знаю, — тяжело вздохнул он. — Слухи пачкают не хуже грязи. А мы ведь даже не уверены, не участвовала ли Сюзанна в заговоре.
— Нет, — пылко возразила Камилла. — Её оболгали, она невиновна, чем хочешь поклянусь, — её взгляд скользнул по позолоченному солнечному лику на дальней стене спальни. — Ты просто её не знаешь: она остроумная, добрая, милосердная. Сама красота и изящество, образец добродетели!