Он уже не пьян. С перепугу мигом протрезвел. А лицо-то, лицо… Вальяжность и добродушие как ветром сдуло. Только теперь Равич узнал наконец эту рожу, навсегда врезавшуюся ему в память в пыточных застенках гестапо. И тут же исчезла смутная растерянность, не покидавшая его все это время, – мол, с какой стати он вздумал убивать этого совершенно незнакомого ему человека? Вместо того, настоящего Хааке, с ним в машине ехал безобидный бонвиван, любитель красненького, и он, Равич, тщетно пытался выискать в его физиономии хоть какие-то основания для свершения праведного приговора, он и в голове-то у себя, где эти основания столько лет гнездились, их уже почти не находил. Зато теперь перед ним наконец-то снова те же самые глаза, которые он видел, выплывая из беспамятства обморока, из пучин несусветной боли. Те же самые холодные глаза, тот же холодный, негромкий, вкрадчивый голос…
В душе все как будто перевернулось. Словно ток, поменявший полюса. Напряжение то же, но вместо нервной, дерганой, переменной пульсации – ровное, непреклонное постоянство устремления к одной цели, и, кроме этой цели, для него ничего больше не существовало. Годы распались в прах, перед ним снова были те же серые стены, тот же нестерпимый свет голых электрических лампочек, те же запахи крови, сыромятной кожи, пота, мучений и страха.
– А в чем хоть дело-то? – поинтересовался Равич.
– Мне надо вернуться. У меня еще встреча в отеле.
– Да вы же вроде говорили, что вещи отвезли на вокзал.
– Да, вещи там. Но у меня еще дела. Я забыл. Поезжайте назад.
– Хорошо.
На прошлой неделе Равич исколесил Булонский лес вдоль и поперек, что днем, что ночью. Он знал, где они сейчас. Еще пара минут, не больше. Он свернул налево, в узкую глухую аллею.
– Мы уже едем обратно?
– Да.
Тяжелый, волглый дух под сплошным покровом листвы, куда даже днем не проникает солнце. Все гуще сумерки. Все ярче щупальца фар. В боковом зеркале Равич видел: левая рука Хааке как бы невзначай, медленно, осторожно сползла с бортика дверцы. Правый руль, пронеслось в голове, какое счастье, что на этом «тальбо» правый руль! Он резко свернул, руля одной левой, сделал вид, что его качнуло на повороте, и, дав полный газ, набирая скорость, бросил машину в прямой, как стрела, пробег аллеи, а еще через секунду ударил по тормозам.
«Тальбо» аж взбрыкнул, визжа всеми тормозными колодками. Равич, упираясь одной ногой в педаль, другой в пол, сумел удержать равновесие. Хааке, сидевшего расслабленно и не ожидавшего толчка, бросило головой вперед. Не успев выдернуть руку из кармана, он тюкнулся лбом в приборную панель. В ту же секунду, выхватив из правого кармана тяжелый разводной ключ, Равич что есть силы шарахнул Хааке по затылку, точнехонько в основание черепа.
Хааке даже не дернулся. Просто стал тихо заваливаться набок, пока не уперся правым плечом в панель приборов.
Равич тут же дал газ и поехал дальше. Миновав перекресток, выключил дальний свет. Сбавил ход, поглядывая в зеркало заднего вида, не услышал ли кто скрежет тормозов. Может, вытолкнуть Хааке из машины, затащить в придорожные кусты, пока никто не объявился? В конце концов, миновав еще один перекресток, он все же остановился, заглушил мотор, выключил свет, выскочил из машины, открыл капот, распахнул дверцу с той стороны, где сидел Хааке, и прислушался. Если кто-то появится, Равич еще издалека увидит и услышит. И вполне успеет отволочь Хааке в кусты и сделать вид, будто возится с мотором.
Тишина оглушила его сильнее всякого грохота. Тишина столь внезапная и непостижимая, что зашумело в ушах. Равич до боли стиснул кулаки. Он знал – это шумит всего лишь его собственная кровь. Заставил себя дышать медленно, как можно глубже.
Шум в ушах сменился ровным шипением. Сквозь него мало-помалу начал пробиваться звон, все громче и громче. Равич вслушивался, ничего не понимая. Звон настырный, какой-то металлический, – только тут до него дошло, что это кузнечики, а шум в ушах, кстати, тотчас же исчез. Остался лишь стрекот кузнечиков на рассветной лесной поляне, что косым лоскутом пролегла от дороги к лесу.
На поляне было уже почти светло. Равич осторожно закрыл капот. Надо поторапливаться. Нужно управиться, пока окончательно не рассвело. Он осмотрелся. Нет, место неудачное. Да и во всем Булонском лесу, пожалуй, подходящего места не найти. А на Сене уже слишком светло. Он не рассчитывал, что все произойдет под утро. И тут же вздрогнул. Послышался шорох, какое-то царапанье, стон. Рука Хааке, высунувшись из машины, цеплялась за подножку. Лишь тут Равич сообразил, что разводной ключ все еще у него в руке. Ухватив Хааке за ворот, он вытащил его головой наружу и еще два раза огрел ключом по затылку. Стон утих.
Но тут же что-то загремело. Равич замер. Потом увидел: на полу машины револьвер, не иначе свалился с сиденья на пол. Очевидно, Хааке уже выхватил ствол, когда Равич затормозил. Он бросил револьвер обратно в машину.