– Тогда сожги и квитанцию.
– Можно послать ее почтой на вокзал с распоряжением отправить багаж в Берлин до востребования.
– А что это даст? Нет, лучше просто сжечь. А на хитрости пускаться – только зря внимание привлекать. Себя же и перехитришь. А так он просто исчез. В Париже такое случается. Даже если начнут искать, в лучшем случае установят место, где его в последний раз живым видели. В «Осирисе». Ты туда заходил?
– Да. Но буквально на минуту. Он меня не заметил. Я потом его на улице поджидал. На улице нас никто не видел.
– Могут начать выяснять, кто еще в это время в «Осирисе» находился. Роланда припомнит, что ты там был.
– Велика важность. Я там часто бываю.
– Лучше бы полиции о тебе вообще ничего не знать. Ты же эмигрант, без паспорта. Роланда знает, где ты живешь?
– Да нет. Но она знает адрес Вебера. Он же у них официальный врач. Да Роланда сама через пару дней увольняется.
– Ну, уж ее-то найти будет несложно. – Морозов налил себе еще рюмку. – По-моему, Равич, тебе лучше на пару недель исчезнуть.
Равич посмотрел на него.
– Легко сказать, Борис. Куда?
– Куда-нибудь, где людей побольше. Поезжай в Канны или в Довиль. Там сейчас столпотворение, легче скрыться. Или в Антиб. Ты там все знаешь, и паспорта там никого не интересуют. А я у Вебера или у Роланды всегда могу узнать, не разыскивает ли тебя полиция в качестве свидетеля.
Равич покачал головой:
– Лучше все оставить как есть и жить как ни в чем не бывало.
– Нет. В данном случае нет.
Равич снова посмотрел на Морозова.
– Не буду я бегать, Борис. Останусь тут. Я не могу иначе. Неужели тебе не понятно?
Морозов ничего на это не ответил.
– Для начала сожги квитанцию, – буркнул он.
Равич достал квитанцию из кармана, поджег и бросил догорать в бронзовую пепельницу. Когда пламя потухло, Морозов вытряхнул пепел в окно.
– Так, это сделали. Больше у тебя ничего от него не осталось?
– Деньги.
– Покажи.
Морозов придирчиво осмотрел каждую купюру. Ни пометок, ни повреждений.
– Ну, этим-то добром распорядиться нехитро. Что ты намерен с ними делать?
– Пошлю в фонд беженцев. Без указания отправителя.
– Завтра разменяешь, а отошлешь недели через две.
– Хорошо.
Равич спрятал деньги. Складывая купюры, он вдруг понял, что все это время что-то ел. Мельком глянул на свои руки. Это ж надо, какая чушь нынче утром в голову лезла. И взял следующий ломоть мягкого, душистого черного хлеба.
– Так куда пойдем ужинать?
– Куда хочешь.
Морозов снова посмотрел ему в глаза. Равич улыбнулся. В первый раз за этот день улыбнулся.
– Борис, – сказал он, – да не смотри ты на меня, как медсестра на припадочного. Да, я порешил эту гниду, которую тысячу раз убить – и то мало. Я на своем веку не одну дюжину людей, которых знать не знал, которые ничего мне не сделали, на тот свет спровадил, а меня за это еще и награждали, хотя я даже не в честном бою их убивал, я крался, прятался, полз, нападал из засады, иной раз и в спину стрелял, но это было на войне и почиталось доблестью. А тут единственное, что меня какое-то время допекало: я не сказал этой мрази в лицо все, что надо было сказать, – но это чистый идиотизм. Теперь с гадом покончено, он больше никого не замучит, я с этой мыслью уже успел заснуть и проснуться, и теперь она волнует меня не больше, чем заметка, которую я прочел бы в газете.
– Ну и ладно. – Морозов уже застегивал пиджак. – Тогда пошли. Ты как хочешь, а мне необходимо выпить.
– Тебе? – опешил Равич.
– Да, мне! – рявкнул Морозов. – Мне. – Он на секунду умолк. – Сегодня я впервые в жизни почувствовал себя стариком.
31
Прощальный ужин в честь Роланды начался в шесть, минута в минуту. И продолжился ровно час. Уже в семь заведение снова возобновило работу.
Стол был накрыт в соседнем зале. Все девицы переоделись. Большинство пришли в черных шелковых платьях. Равич, привыкший видеть их нагишом или только слегка прикрытыми, некоторых и узнавал-то с трудом. В большой зал на случай прихода клиентов отрядили боевую группу прикрытия в составе шести девушек. В семь часов они, переодевшись, должны были тоже прийти на ужину – для них был накрыт отдельный стол. Ни одна, разумеется, не заявилась бы сюда в рабочей одежде. Не то чтобы на сей счет имелось какое-то распоряжение мадам – таково было желание самих девушек. Равич иного и не ожидал. Он знал этикет проституток и знал, что блюдется он построже, чем в высшем свете.
Девушки в складчину купили для Роланды подарок – шесть плетеных кресел для ее кафе. Хозяйка подарила ей кассовый аппарат, Равич – два столика с мраморными столешницами, в придачу к креслам. На этом празднике он был единственным посторонним гостем. И кстати, единственным мужчиной.
К еде приступили уже в пять минут седьмого. Во главе стола сидела мадам. Справа от нее Роланда, слева Равич. Потом, по ранжиру, справа новая распорядительница, слева ее помощница, а уж дальше девушки.