– Там, как ни посмотри, было ощутимо меньше набившего оскомину «ура-большевизма», «аллилуйя Совдепии» с ее КП и СС. Подальше от митингов-шмитенгов, от изучений решений пленумов и прочая, прочая. Если нельзя остаться чистым, можно попробовать хотя бы не очень сильно замараться, хотя бы не по уши, – рассказывает Андрей Валентинович. – В идеологических ВУЗах всех мучили политикой. На кафедре Древнего мира можно было не писать про Гитлера и Геббельса (Ленина и Сталина), это была необходимая и более чем своевременная отдушина.
Вокруг ходили со свастиками (звездами), пели «дойче юбер аллес» («Эх, хорошо в стране советской жить!»). А тут можно было отсидеться в уголочке с томиком полюбившегося Плутарха. Можно было ездить в экспедиции, сидеть в библиотеках, читая книги в которых не было ни одного слова про КПСС…
«…А порою смешно бывает. Зайдешь в букинистический, наберешь книг, а потом просыпаешься… Нет, не так! Еще не просыпаешься, еще на грани, которая между. Ее не всегда замечаешь, но она есть. Эта грань – нечто особое, непонятное. Сумеречная зона, как в кино. Не сон, не явь… Так вот, просыпаешься – и пытаешься сообразить, как книги туда, в неспящий мир, пронести. А когда понимаешь, что не удастся, что они “здесь” и останутся, так обидно становится!»[27]
Темой курсовой работы на первом году обучения Андрей выбрал Древний Рим. Впрочем, ему было все равно, о чем, главное – не о современности, цитируя материалы очередного партсъезда. Древний Рим – это далеко, так далеко, что можно вообще не касаться окружающего безумия, избегать того, о чем не хотелось вспоминать. А когда вдруг кто-то из комсоргов спросит о связи твоей курсовой работы с марксистско-ленинской идеологией, глубокомысленно процитировать не кого-нибудь, а Карла Маркса: античная философия как специфический вид мудрости – это «прекрасное детство человечества», а дальше сделать вид, будто бы как раз обдумываешь вышесказанное – и ходу, ходу, пока с новыми расспросами не пристали.
Дела житейские
Любимый отдых – работа с киркой в руке в археологической экспедиции[28]
В первый раз Андрей поехал в экспедицию со своим курсом на следующий год после поступления в Университет в 1976-м, путь их лежал к городу Змиёву Харьковской области, что на правом берегу реки Северский Донец, в месте впадения в неё реки Мжа, которая делит город как бы на две части. Хазарский каганат, Салтово-Маяцкаяя культура.
Когда-то на этой земле жили, и хорошо жили, скифы, сарматы, готы, гунны, аланы, авары, половцы, печенеги, татары и наконец, славяне. Еще до первого тысячелетия до н. э. эта земля уже была заселена и обжита. В 1180–1185 годах Игорь Святославич, князь Новгород-Северский, основал на Донце несколько городищ, одно из которых было названо Змиево городище.
«А ниже Мжа на Донце, с Крымской стороны, Змеево городище, а Змеев курган тож, от Мжа версты з 2. А ниже Змеева городищах речка Комолша, а на Комолше городище Каменное, от Змеева верст з 10, лесом подле Донца», – записано об этом местечке в «Книге Большому Чертежу» (1627 год).
– Объект назывался Сухая Гамольша, – вспоминает Андрей Валентинович, – хотя она была абсолютно мокрая, настоящее болото. Но было интересно, тем более, что в первый раз.
«Посвящение – венец любой экспедиции. Желторотых посвящают в археологи, так сказать, инициация и конфирмация одновременно. А посвящают по-разному. Пятнадцать лет назад меня приобщали к археологии глотком вина, смешанного с кровью – под дикие вопли личного состава, переодетого отчего-то индейцами. Шеф экспедиции сидел на импровизированном троне, давая указание каждому неофиту, сколько глотков тому пить. Мне почему-то досталось всего два – но за столом все наверстали. Тогда мы копали в Сухой Гамольше. Первая экспедиция, самая-самая первая…»[29]
В 1978 году копали скифов, тоже недалеко от Харькова – самые северные курганы Царских скифов.
Херсонес же оставался пока несбыточной мечтой. Он видел Херсонес только как турист, смотрел и мечтал…
«Археология для меня не хобби, а работа. Я копал больше двадцати лет главным образом в экспедициях Харьковского университета. Несколько лет был заместителем начальника экспедиции, это вроде старпома на корабле. Копал памятники хазарского каганата, скифские курганы, генуэзский замок, но более всего – Херсонес Таврический. За эти годы мы нашли пуды всякого интересного, но более всего я горжусь тем, что исследовал два уникальных херсонесских памятника – Казарму и Подземный храм»[30]
.