Тривселенная

— Почему я должен вам подчиняться? — спросил я, стараясь не думать ни о чем ином.

— Вы не должны мне подчиняться, — удивленно сказал Минозис. — Я не власть.

— А кто в таком случае власть? — спросил я.

— Вы, конечно, — с досадой сказал ученый. — Я же говорю — хаос в вашем сознании поразителен. Именно он и заставит вас сделать то, что я сказал. Не я же, на самом деле, могу вынудить вас поступить так или иначе. Все свободны, и вы тоже. Но что такое свобода? Когда вы это поймете…

Я повернулся и вышел. Только оказавшись на площади, я понял, что вышел сквозь стену, и от этого в груди возникло стеснение, мне пришлось опуститься на землю и минуту приходить в себя.

Не нужно было пререкаться с Ученым. Я приобрел в этом мире первого врага.

Глава пятая

Я покинул Калган на следующее утро, проведя оставшийся день и большую часть ночи в попытках понять то, что каждый из жителей знал с рождения — точнее, с того момента, когда осознавал себя личностью, пришедшей в мир. Кое о чем я рискнул спросить Ормузда — мальчишка, после того, как я его прогнал, не приближался ко мне ближе, чем на расстояние крика, но был готов ответить на любой вопрос, заданный с достаточным мысленным усилием, чтобы быть услышанным.

К примеру, любовь и деторождение. Я любил женщину на склоне холма. Я хотел, чтобы она мне снилась каждую ночь, и она снилась. Я хотел быть с этой женщиной, но что было в моем желании? Могла ли она родить мне ребенка?

Ребенком выглядел Ормузд, но — это было совершенно очевидно — он ни в малейшей степени не понимал, почему выглядит именно так, а не, скажем, сорокалетним мужчиной в расцвете сил. Я же понимал — или, во всяком случае, создал для себя такую концепцию, — что в той жизни, которую я назвал жизнью «за тоннелем», он умер мальчиком; может, от рака, может, даже от СПИДа-б, как родители Генриха Подольского. Суждено ли ему здесь всегда (вечность?) оставаться мальчишкой, или он будет расти, мужать… и что же? Станет стариком и умрет?

Предположение было нелепым, я понимал, что оно нелепо и бессмысленно. Тогда что же? Вечный мальчик? И его минует любовь? Ведь у Ормузда только тело ребенка, а рассуждает он, как взрослый мужчина, и не может рассуждать иначе, поскольку избрал для себя нелегкую долю Учителя.

С другой стороны, чему он должен учить приходящих, если каждый из них, появившись в этом мире, знал — не мог не знать! — практически все, что нужно для жизни. Это инстинкт, умение подсознания, ему невозможно обучить. Никто не учит младенца кричать от голода и сосать материнскую грудь. Задавая любой, с моей точки зрения невинный вопрос, я рисковал вызвать у Ормузда реакцию не просто удивления, но крайней степени непонимания.

Покидая дом Ученого, я совершил очередную глупость — прошел сквозь стену, не поняв, что сделана она не из камня, а из отработанных мыслей самого Минозиса. Оказавшись на площади, я ервым делом обратился к Ормузду:

— Ученый посоветовал мне покинуть Землю. Но есть трудность. Я забыл, как это делается.

Ответ показался мне странным и не по делу:

— Подумай о хорошем, Ариман. Если ты не забыл, как делается и это.

— Извини, Ормузд, — подумал я, — я был груб с тобой. Ты мне нужен, Учитель. Где мне тебя найти?

— Стой где стоишь, — буркнул Ормузд, и касание его мысли было теплым, как струйка воды из горячего крана. — Стой где стоишь или ты кого-нибудь зашибешь.

Я и этой мысли не понял, но показывать свое недоумение не стал. Ормузда я ждал, примостившись на пороге какого-то строения, казавшегося покинутым.

Мальчишка вышел из двери за моей спиной, будто жил в этом доме. Я вздрогнул.

— Ты… — я помедлил. — Как ты там оказался?

Ормузд посмотрел мне в глаза, вообразив, что неправильно понял смысл вопроса. Но тайного смысла в этом вопросе не было — я хотел знать только то, о чем спросил.

— — Войти в темноту всегда легче, — пожал плечами мальчишка. — А потом, естественно, пришлось выйти. Закон Липара. Точнее, его вторая модификация.

— Послушай, — рассердился я. — Ты сыплешь названиями законов, которые я якобы должен знать, но кто из нас Учитель, в конце-то концов?

— Я, конечно, — обиженно сказал Ормузд. — Потому и сыплю названиями законов и именами, чтобы ты знал и не удивлялся.

— Да что я могу узнать, услышав от тебя о каком-то законе Липара!

Ормузд помолчал — задержал мысль, как я бы прикусил язык, не желая произносить вслух мелькнувшую в мыслях фразу.

— Ариман, — произнес он наконец, — ты хочешь сказать, что имя Липара и имя самого Крука не вызывают в тебе никаких эмоций, никакого энергетического отклика?

Я понял, что сморозил очередную глупость, и сказал, не очень, впрочем, уверенно:

— Вызывают, конечно. Но ты же понимаешь… у меня замедленные реакции. Если ты Учитель, почему бы тебе не объяснить? Кто такой Липар? Намекни, я вспомню.