– Как я это вижу, – продолжила я, – в день гибели Оливера Инчболда Луиза отправилась в Лондон, может быть, за какими-то бумагами, поскольку ее квартира оказалась пустой. Была ли она в курсе перед отъездом, что он умер? Не знаю. Она сказала, что видела, как я покидала Торнфильд-Чейз, но, может быть, меня видела Карла. Я думаю, она оставила Карлу одну в доме, и та решила сходить в Торнфильд-Чейз – извиниться за вандализм в церкви и забрать у Оливера подписанный экземпляр «Лошадкиного домика». Обнаружила его в устройстве, с помощью которого он облегчал боли от артрита. Он попросил ее спеть, может, чтобы успокоить ее.
Но когда Карла запела, Инчболд посмеялся над ней. Смеялся так сильно, что в устройстве что-то соскочило. Он оказался в ловушке. Не мог дотянуться до защелки. Умолял ее освободить его. Но Оливер Инчболд над ней посмеялся. Карла развернулась и вышла, и ей было все равно, что он может умереть.
– Успокойся, – сказал инспектор.
Я не осознавала, что впиваюсь ногтями в ладони с такой силой, что у меня побелели костяшки пальцев.
– Это убийство? – спросила я. – Карлу обвинят в убийстве?
– Не могу сказать, – ответил инспектор Хьюитт.
– Не можете или не скажете? – уточнила я.
Я не смогла скрыть пренебрежение.
– Послушай, Флавия, – сказал он. – Мы оба связаны одними и теми же великими правилами. Закон требует, чтобы ты рассказала мне все, что знаешь, и одновременно велит, чтобы я ничего тебе не говорил.
– Это нечестно, – ответила я, пытаясь не поджимать губы.
– Разумеется, это нечестно, – согласился инспектор Хьюитт. – Но никто и не обещал честности. Нужно помнить, что некоторые вещи в жизни, самые великие вещи, бывают абсолютно нечестными.
Некоторое время он молчал, вертя в руках блокнот и давая мне время успокоиться.
Я вспомнила об Эсмеральде. Это тоже было нечестно, да? И в то же время ее смерть, возможно, спасла жизнь отцу.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – сказала я. – Вы правы.
– Возвращаясь к Луизе Конгрив, – продолжил инспектор Хьюитт. – Ты позвонила в ее квартиру в Лондоне…
– Да, – подтвердила я. – Она притворилась, что ее зовут Летиция Грин. А я представилась представительницей ирландской лотереи. Простите, я не должна была. Но было понятно, что если она подумает, будто ее билет выиграл – ее или Оливера Инчболда, – она вернется в Торнфильд-Чейз. Так и получилось. Когда на следующее утро я приехала к ее дому, она только что объявилась. Я видела следы недавно подъехавшей машины. К тому моменту было очевидно, что Луиза и Лилиан – одно и то же лицо.
В глубине души я считала, что надо было просто пойти следом за котом. Тогда все было бы намного проще, и мороки было бы куда меньше.
Тем временем инспектор еще кое-что записал, но ничего не сказал.
Все дело в том, кто есть кто, не так ли? Оливер Инчболд жил под именем Роджера Сэмбриджа; Луиза Конгрив – под именем Лилиан Тренч. Даже Хилари Инчболд зарегистрировался в «Тринадцати селезнях» как мистер Хилари.
Изменилось ли хоть что-то?
Мы все – свои собственные творения, если задуматься.
Кто я на самом деле? Флавия де Люс, которую все знают, как им кажется? Или та, кем я себя считаю?
Грустно думать, что Оливер Инчболд и Луиза Конгрив были настолько несчастны, что, так сказать, убили себя и создали новые жизни, в которых они оказались так же несчастны, как в тех, от которых с таким трудом избавились.
Так ли это?
Имеют ли значение имена? Была бы я лучшим или более счастливым человеком, если бы Харриет и отец назвали меня Брунгильдой? Или Корделией?
– Что в имени тебе моем? – внезапно сказал инспектор Хьюитт.
Я совсем забыла о его присутствии.
– Прошу прощения, – извинилась я, воспользовавшись словами несуществующей Летиции Грин, – я витала в облаках.
– Я думал о подписи, которую ты видела в экземпляре «Лошадкиного домика», принадлежавшего Лилиан Тренч. «Элси», если я ничего не путаю.
– Да. «Элси, с любовью». Так очевидно, не правда ли?
– Мне нет, – сказал инспектор. – Не могла бы ты просветить меня? Кто, черт возьми, такая Элси?
– Элси – это Л. С., Луиза Конгрив[29]
. Должно быть, это ее ласковое прозвище. Чтобы сбивать людей с толку, так сказать.– Господи! – воскликнул инспектор.
– У них большой талант к маскировке, – продолжила я. – Видимо, они были вынуждены. Вся эта история с колдовством, например. Она даже попыталась отпугнуть меня. Сказала: «Осторожно, призраки», словно у нее в ковре живут злые духи. Я чуть не купилась.
Инспектор с отсутствующим видом улыбнулся.
– А поскольку на сцене появилась Луиза Конгрив, – рассказывала я, – мне стало понятно, что Карла не может быть далеко. Я уже унюхала запах ее спрея для горла в Торнфильд-Чейзе, но в тот момент не сделала нужные выводы. Я поняла, только когда увидела, как она использует тот же самый спрей во время выступления на церковном дворе.
– Хорошая работа, – похвалил меня инспектор Хьюитт.
– Серная кислота, – объяснила я, стараясь продлить миг славы. – H2
SO3.