Трижды преданный

– Почему он умер? – так же тихо спросил он, но Наташка лишь помотала головой и дернула сумку на себя. Потом еще раз, еще, пока не раздался короткий опасный треск, и одна ручка едва не оторвалась.

– Почему? – уже громче повторил Олег. – Я должен знать, имею право. Что ты с ним сделала?

На них обернулись сразу несколько человек: пожилая пара и полная тетка, что с озабоченным видом волокла к выходу две набитые дешевой едой сумки. Подозрительно посмотрела на Олега, на Наташку, обошла их и двинулась к выходу.

– Не кричи, – сказала Наташа, – или охрана вызовет полицию. Пойдем, поговорим в другом месте. И я не убегу.

Она забрала сумку, повесила ее на плечо и пошла впереди Олега вверх по лестнице. Второй этаж, третий, четвертый – там оказалась забегаловка с фастфудом и полукруглый зал с множеством столиков. Наташка села за самый дальний у колонны, подпиравшей потолок, Олег устроился напротив.

– Надо что-то заказать, иначе нас выгонят.

Он молча поднялся и пошел к стойке, взял чай себе и Наташке, еще какую-то сладкую ерунду, сгрузил все это на столик и потребовал:

– Что случилось? – И тут припомнил вдруг все, что было на Валовой, провел по лицу рукой и еле слышно спросил: – Это был Чирков? Ты просто скажи мне, да или нет.

Наташа сосредоточилась на чайном пакетике, купала его в кипятке и будто не слышала обращенных к ней слов. Олег ждал, время шло, над пластиковыми стаканчиками поднимался пар, чай остывал, превращался в холодное пойло.

– Чирков? – переспросил Олег, и Наташка, мотнув головой, сказала гнусавым от слез голосом:

– Да, и второй, приятель его, Матвеев, кажется… Я слышала, как он говорил с кем-то по телефону и назвал себя…

– Рожа гладкая, челка на лбу. – Олег словно заново проживал тот момент и видел перед собой и поганого следака, и его приятеля-садиста. Матвеев, значит. Максим Матвеев, вот кто это был. Открытие ровным счетом ничего Олегу не давало, кроме того, что теперь он знал фамилию второго ублюдка. – Расскажи, – попросил он Наташку.

Она провела ладонью по глазам, отпила чай и проговорила:

– Следователь вызвал меня подписать какие-то бумаги. Я пришла…

– На Валовую, в отделение полиции? – перебил ее Олег.

– Да, – кивнула Наташка. – Я пришла, он сказал мне, что обстоятельства изменились, и мне надо подписать другой протокол допроса. Я начала читать, добралась до места, где ты с ножом кидаешься на Капустина, и сказала, что подписывать это не буду, что это вранье. Чирков предложил мне подумать хорошенько, я сказала, что ничего подписывать не буду, и хотела уйти, но тут Матвеев чем-то брызнул мне в лицо из баллончика, и я отключилась. А очнулась…

– Зачем ты вообще пошла туда? – вырвалось у Олега. Дальше воображение рисовало ему такие картины, что сдерживаться он больше не мог и почти орал на нее: – Зачем? Господи, зачем ты это сделала?! Боже мой, нельзя же быть такой тупой…

И осекся – Наташка улыбалась уже своей привычной и знакомой улыбкой.

– Думаешь, они отвезли меня в лес и изнасиловали? Нет, не угадал, меня и пальцем никто не тронул. Когда я пришла в себя, вокруг было темно и очень душно, пахло пылью и мокрым деревом. Я хотела сесть, но не смогла даже повернуться – кругом были доски, толстые, сырые, они были со всех сторон, почти касались моего лица, и я поняла, что лежу в гробу.

– В гробу?!

– Ну да, в обычном гробу, деревянном, длинном и узком, стенки внутри обклеены какой-то бумагой. Я кричала, просила выпустить меня, мне стало плохо, я задыхалась, а они ржали надо мной, я слышала их смех. Потом – кажется, это был Чирков – пригрозили, что меня отвезут на кладбище и закопают живьем, если я не передумаю. В крышку начали забивать гвозди, и я, слыша этот стук по крышке гроба, кричала так, что сорвала голос и содрала ногти, пытаясь выбраться. Потом стало тихо, кто-то ударил по крышке и сказал, что, если я соглашусь подписать свои новые показания, меня отпустят домой, и все будет по-прежнему. Я не могла говорить, только хрипела. Они открыли крышку, вытащили меня из гроба, отвели в машину и подсунули какие-то бумаги, дали ручку, и я все подписала. Потом у меня пошла кровь, Чирков орал, что испорчу ему машину, но все-таки довез до больницы и выкинул в приемном отделении, они смылись, а я потеряла ребенка. Олег, прости меня, что так получилось, но я не выдержала. Понимаешь, когда в крышку гроба заколачивают гвозди, раздается такой стук, звонкий и жуткий, и меня точно парализовало, я даже дышать не могла. Думаю, наш ребенок умер именно тогда. Ему был почти месяц.

Наташка спокойно допила чай, положила на стол деньги, поднялась, прихватив свою сумку, и пошла через зал к лестнице. Шла спокойно, голову держала высоко, не сутулилась, шла, как когда-то в легком платье и на каблуках во время их первого свидания. Повернула за угол и пропала.