Трижды преданный

Олег точно под гипнозом смотрел ей вслед, и не то что пойти и остановить – даже слова произнести не мог. Ни мыслей не было, ни чувств, ни эмоций, ничего, лишь пустота и холод. Он бессмысленно смотрел на свой чай, и в голове крутилось одно: «Твари, какие же они твари… суки… почему…» Вдруг он рывком вскочил, бросился к лестнице и выбежал на улицу. В лицо ударил снег, Олег щурился, всматриваясь в метель, и, наконец, заметил на остановке маршруток знакомую фигуру и сумку, висевшую на одной ручке. Бросился туда, взял Наташку за плечи, повернул к себе. Та точно ждала этого, не удивилась, смотрела на Олега спокойно и с такой обреченностью, что он не сдержался и, прижав ее к себе, прошептал, уткнувшись лбом ей в макушку:

– Прости меня, я не знал. Я думал…

Что он там себе думал, Олег оставил при себе, ему снова было стыдно, как тогда, на складе, на стеллаже и после, когда Морок вытащил его из петли. Сколько всего прошло, сколько пережито, сколько воды утекло, а точно и не было этих семи лет, они снова вместе, Наташка рядом, и плечи у нее заметно дрожат.

– Ничего страшного, – проговорила она, – я тоже много чего думала. А в суд не пришла потому, что в больнице лежала. Когда твой приговор узнала, покончить с собой хотела, с крыши кинуться, даже пробралась туда. Потом передумала, пришла домой, напилась и легла спать… Со временем все прошло. А Матвеева этого я недавно видела в одной конторе, хотела туда на работу устроиться, но как увидела его, сразу ушла, хоть и зарплату хорошую предлагали. Он меня, кстати, не узнал. Сам здоровый стал, толстый, рожа круглая, волосы вылезли… Он там кем-то вроде начальника охраны работает, я точно не поняла…

Она снова вздрогнула. Олег очнулся, посмотрел ей в лицо. Наташка ревела и улыбалась при этом, а губы у нее были совершенно синие от холода, зубы постукивали – она жутко замерзла и дрожала на ветру.

– Простудишься, – проговорил он, – надо ехать.

И оба замерли, уставившись друг на друга.

– Можно ко мне, – нерешительно сказала Наташка, – я теперь одна живу, в другой квартире. Дед умер два года назад…

Подошла маршрутка, Олег открыл переднюю дверцу, пропустил девушку вперед, сам сел рядом. И, не в силах сдержаться, не в силах отпустить ее хоть на полшага, обнял, прижал к себе, и так и ехали, пока не пришло время выходить…

Домой он возвращался утром, снова шел пешком по заметенным улицам, шел, натянув на уши шапку и спрятав руки в карманы. После вчерашней метели ударил мороз, и довольно крепкий, небо было чистым и синим, стекла верхних этажей наливались золотом от восходящего солнца. Олег взбежал на четвертый этаж, ввалился в квартиру, привычно врезался плечом в угол могучего – из массива ореха – комода, ругнулся, скинул куртку, ботинки и пошел в кухню. Первым делом поставил чайник, осмотрел пустой холодильник и понял, что придется снова топать на мороз – еды внутри по-прежнему не было.

В комнате от дыхания поднимался пар, Олег дотронулся до еле теплой батареи, подошел к замерзшему окну, подышал на ветвистые узоры, обернулся. Рюкзак так и лежал на диване, рядом – стопка вещей, дверца шкафа открыта, на полках пусто. Все готово к отъезду, только билет не куплен… «Ну, и хорошо», – сказал он себе, нашел в куртке мобильник, набрал единственный забитый в его память номер, нажал вызов.

Ответили не сразу, потом из трубки донеслось сонное «але». Олег ухмыльнулся и произнес нарочито бодрым голосом:

– Морок, здорово! Хорош дрыхнуть, подъем!

Из трубки посоветовали отвалить и выжидательно замолчали. Олег подошел к окну, приложил палец к изящному морозному лепестку и сказал уже спокойно и деловито:

– Романыч, тут такое дело… В общем, мне задержаться придется, хочешь, езжай один, я после подтянусь.

– Это из-за девки твоей? – Морок точно читал мысли на расстоянии, и врать было бессмысленно, да Олег и не собирался, но ответил уклончиво:

– Не совсем. В общем, ты меня не жди, я остаюсь пока. Квартиру продам и подъеду.

Морок озадаченно промычал, пожелал удачи и отключился, Олег положил телефон на подоконник и смотрел в окно на первых собачников, что выволокли своих питомцев на мороз. Да, задержаться придется, провернуть все по-быстрому и уехать, как собирался.