Трижды приговоренный к "вышке"

ВАСИЛИЙ СУРОВ. Тридцать один год. Тоже одинок, тоже холост. У Валерки хотя бы сестра, мать. А у него — никого. Хотел в Киеве прописаться, потому искал женщину с квартирой. Но не везло. Если попадалась, — прописана в общежитии, а Суров и сам там прописан. Когда еще квартиру дадут! Знакомили в Совках с девушками, это пригород вроде, но уже в явной черте города. Там собственные дома. Тоже не вышло. Настороженно глядят! Хотя и там Суров зарабатывал — будь-будь! У него дизель-трактор, возил на нем панели с железобетонного завода. Халтура была. Фундамент под дачу — нате пожалуйста! Мог погрузить и двадцать пять блоков, 25 тонн! Приехал сюда, тоже по совету. Купить машину, войти в приймаки. «Рассказываю откровенно. За это не судят. А что нам приписывают — ерунда!»

— Как вы познакомились с Павлюком, Долгов?

— Я? А чё было знакомиться? Уже ж говорил. Жили поначалу вместе в общаге, а потом перешли в балок. Купили мы его. Сбросились и купили. Тысячу рублей, между прочим, отдали. Башли и тут немалые. А балок старый, с дырами, сырой и холодный. Дерут — как с овечек и тут, на севере крайнем. Спекуляция! По двести пятьдесят каждый. Я, Валерка Суров, Павлюк и Гузий.

— Я тоже так познакомился. — Суров глядит исподлобья. — Лучше бы и не знакомился. Я уже рассказывал… Когда пошли в другой раз к Зайцевой, она по-хорошему сказала: «Мальчики, тут вам ничего не обломится, гуляйте!» Вышли на улицу, Гузий процедил сквозь зубы: «Не таких, барышня, ломали…» А когда к нам заявился с ружьем Зайцев, мы с Валериком струхнули, а Павлюк выручил нас, не испугался, усмехнулся и заявил: «Смешно, парень! У каждого из нас есть тут любовь. Мы чужое не берем… Шагай и не пугай ружьем. Заскакивали к твоей по пьянке»… Мы и вправду ходили иногда к девчатам в летний лагерь, где отдыхают пионеры и школьники. Вожатые у них разные, есть из рабочих, девки есть… Можно было найти женщину одинокую и никому тут не нужную… Только однажды вдруг приезжают к нам из милиции или из прокуратуры, говорят про убийство какой-то учительницы. До этого Гузий исчезал куда-то, завгар наш иногда запивал, ничего не видел… Но мы промолчали, сказали, что он работал и все такое, и что Гузий не отлучался. Все было в ажуре, ходки и тому подобное…

— А как с женой Зайцева, Долгов, получилось, не знаете?

— Получилось страшно. Я уже, гражданин следователь, рассказывал. Я тогда приехал в шестом часу вечера, мотор у меня забарахлил. Остановился, зашел в балок, а Гузий — там. Не скажу, что напуган, но что-то такое было. Я получил как раз получку, с собой возить — сами понимаете… Заработал тогда более куска… Ну более тысячи… А дали пятерками. Боле тысячи, пачка приличная. Я спрятал деньги накануне в матрац. Когда Гузий вышел, думаю — шмонал! Кинулся к постели — все цело. Я взял деньги, думаю: от греха подалее, на почту отнесу и положу на книжку, как всегда делал. Пошел. А тут — кровь. У порога… Огнем обожгло, в тот раз, когда из милиции приезжали, — перетрусил, стали трясти же… Гузия спрашиваю: «Ты что? На охоте был?» Он ощерился и отвечает: «Да, охотился… — Вдруг подошел ко мне вплотную и грозит пальцем: — Но ты… ничего не видел, понял? Убью! Я бы тебя и тогда убил, если бы ты пикнул насчет моего отсутствия…» Я, понятно, озверел. Я не люблю, когда мне грозят. Схватил гаечный ключ… Да я уже рассказывал… Стали мы драться, он бил сильнее. Хорошо Валерка появился…

— А что вы тогда подумали, Суров? Почему они дерутся?

— Я подумал, что деруться они за деньги. Вася мне сказал, что у него пропало двести рублей. Когда мы покупали балок на четверых, еще тогда выпили, и Гузий сказал, что он не намерен платить за это барахло, хоть и удобней жить. Он у меня стащил потихоньку… я пьяный был… сто пятьдесят рублей… Конечно, было после выпивки, я не помню… Может, он и не брал? А Вася помнит, у него память после выпивки лучше… Я и подумал, что дерутся за деньги, стал разнимать… Но вижу, они не разнимаются, серьезно. А потом, на второй день, я понял, за что они дрались. Тут все село уже всполошилось: убийство жены механика. Ее, оказывается, все уважали, она была очень талантливой библиотекаршей, книги люди стали читать, библиотекарша устраивала хорошо культурную жизнь… После убийства все будто озверели, гам, тарарам… Эта ее смерть, Зайцевой я имею в виду, смерть насильственная подействовала на всех отрицательно, даже сильно. Не знали, что делать. А механик, тот вообще обезумел. Хорошо, что тогда участковый видел, как он приходил к нам из ревности, грозил ружьем… А вскоре Гузий и Павлюк уехали, а нам, которые остались тут, через некоторое время все приписали…

— А я причем? Видите? — заблеял Долгов. — Я дрался тогда с ним, даже кричал, что он насильник.

— Вы, что же, знали, кто убил учительницу?

— Чё?

— Вы в подробностях знали о деле по убийству учительницы?

— А кто не знал! — сказал Суров. — Это же тут — как по радио. И с подробностями.