Трижды приговоренный… Повесть о Георгии Димитрове

Бюнгер принялся объяснять Димитрову, что свидетель выведен из равновесия пропагандой коммунизма.

— Пусть вас не удивляет, что господин свидетель так негодует… — добавил он, искоса поглядывая на Геринга и как бы говоря: «Ну, успокойтесь же, господин премьер-министр!».

Димитров понял и смысл этого взгляда, и назначение этих слов.

— Я очень доволен ответом господина премьер-министра, — улыбаясь, сказал он.

Улыбка Димитрова была столь откровенной и торжествующей, что Бюнгер взорвался:

— Мне совершенно безразлично, довольны вы или нет! Я лишаю вас слова.

Димитров спокойно сказал:

— Но у меня есть еще вопрос, относящийся к Делу.

Бюнгер вскочил.

— Я лишаю вас слова! — резко бросил он.

Геринг, совершенно теряя самообладание, заорал:

— Вон, подлец!

Бюнгер послушно приказал полицейским:

— Выведите его!

Когда полицейские схватили Димитрова за руки и, с трудом одолевая его сопротивление, поволокли к выходу, он на несколько секунд сумел приостановиться и, обернувшись к Герингу, сказал:

— Вы, наверно, боитесь моих вопросов, господин премьер-министр?

Геринг сделал несколько шагов в его сторону и, покрутив кулаком перед своей лоснящейся от обильного пота физиономией, крикнул вслед Димитрову:

— Смотрите, берегитесь, я с вами расправлюсь, как только вы выйдете из зала суда! Подлец!

Это был третий в жизни Димитрова смертный приговор. Геринг всегда приводил в исполнение подобные свои приговоры, и Димитров это знал. Он почти привык к мысли о том, что ему не избежать смерти в тюрьме; слова Геринга отсекли последнюю теплившуюся у него надежду на спасение.

В тюремной камере он мысленно сказал себе: «Уж если так суждено, пусть будет так. Но вы не заставите меня раскаиваться, господа, как бы вам этого ни хотелось».

Принесли белье из стирки. На уголке счета прачечной Георгий прочел слово «привет», мелко нацарапанное остро заточенным карандашом. Он присел на табурет у стола, зажав в кулаке узкую бумажку. Свет и тепло жизни возвращались к нему.

Через несколько дней в зале суда появился прихрамывающий Геббельс. Он не кричал, не поднимал кулаков, не отверг ни одного вопроса Георгия. Но и не ответил, по существу, ни на один его вопрос. Всем своим видом, интонациями голоса он как бы говорил: «Посмотрите, господа, разве я похож на Геринга?..»

Под конец он сказал, что отвечает на вопросы Димитрова только для того, чтобы не дать ему и прессе повода утверждать, будто он, Геббельс, испугался.

Из этих слов Георгий понял, что выиграл стычку с Герингом и что Геббельс явился спасать положение. Не так часто выпадает на долю узника радость в тюрьме. К нему она пришла, Георгий еще раз ощутил силу единения людей. Великая сила!

Почти вслед за допросами Геринга и Геббельса в суд вызвали Ани Крюгер. Судьи приберегли этот удар напоследок. Того, кто не потерялся перед угрозой смерти, они хотели втоптать в грязь морального падения. И все же вызов в суд Ани Крюгер был косвенным подтверждением того, что до сих пор суду не удалось сломить Георгия.

Два с лишним месяца с тех пор, как Бюнгер пригрозил ему очной ставкой с госпожой Крюгер, суд держал его в ожидании дня, когда — видимо, Бюнгер убежден в этом — будет уничтожена его честь.

Госпожа Крюгер стояла перед судьей потерянная и разбитая, едва сдерживая рыдания. Бюнгер спросил ее, кем были напечатаны карточки о ее помолвке с доктором Шаафсма, под именем которого нелегально жил в то время Димитров. Госпожа Крюгер ответила, что карточки она напечатала без ведома господина Шаафсма, то есть господина Димитрова, и послала некоторым своим знакомым.

Вот откуда взялись карточки о помолвке! Георгий слушал ее со странным чувством горечи. Госпожа Крюгер оставалась госпожой Крюгер, и тут уж ничего нельзя поделать.

Он поднялся и, смело глядя в зал, воскликнул:

— В связи с карточками я констатирую, что мои обвинители… — он хотел сказать «еще раз провалились».

Бюнгер оборвал его:

— Кончено! На сегодня я лишаю вас слова. Показаниями свидетельницы теперь выяснено, что не благодаря вам появились на свет карточки о помолвке.

Георгий, не обращая внимания на протесты Бюнгера, спросил:

— Вы были арестованы в связи с моим делом?

В наступившей тишине госпожа Крюгер сказала:

— Да, я была арестована…

Силы изменили ей, она поднесла скомканный в руке платок ко рту, пытаясь заглушить рыдания.

Бюнгер вскочил и объявил заседание суда закрытым.

XXX

У себя в тюремной камере Георгий долго не мог успокоиться в тот вечер. Что еще готовят ему его судьи? Все их обвинения рушатся одно за другим, но и его силы иссякают. Есть же предел напряжению человеческих нервов.

Через пять дней после допроса Ани Крюгер — это было в середине ноября, — войдя в судебный зал, Георгий увидел мать.