Трижды заслуженная вдова

На следующий день ровно в одиннадцать ноль-ноль мы с Люськой сидели под дверью кабинета Ульянова В. И. Когда мы пришли, на стуле перед этой же дверью уже протирал штаны Лев Гамлетович Авакян. Увидев нас, он несказанно обрадовался:

—    Привет! А я уж решил, что вы меня бросили. Хотел отцу звонить... Сейчас он придет.

—    Кто? — не поняла я.

—    Ульянов В. И., — Левка указал на табличку.

Тут взгляд его упал на повестки, которые мы с Люськой нервно сжимали в руках. Радостное выражение на Левкином лице тут же сменилось растерянностью.

—    Так вы... Ничего не понимаю! Вы зачем сюда пришли?

—    На допрос, — мрачно ответила Люська.

—    Но ты, Лева, не переживай, — поспешно добавила я. — Наше руководство в курсе всех дел. Просто, понимаешь, дружище, операция, которую проводит наше ведомство, очень важна и сильно засекречена. Если сейчас вмешается кто-нибудь из наших, то все провалится к едрене фене! А этого допустить никак нельзя! Лева, дорогой, я обещаю, что в тюрьму тебя не посадят! А этому Ульянову В. И. быстренько по мозгам настучат, ежели чего... Ты, главное, не тушуйся и веди себя естественно. Сам понимаешь, если операция провалится по твоей вине...

Я со значением покачала головой. Люська и Левка, широко раскрыв глаза, внимательно слушали мой монолог.

Сама же я собственное красноречие объ-ясняла довольно просто: мне было очень страшно.

В конце коридора показалась знакомая фигура следователя. Как ни странно, но, увидев Вовку, я успокоилась. Видимо, это просто казенные стены официального заведения произвели на меня такое гнетущее впечатление. Вовка же какой-никакой, а родственник! Я гордо расправила плечи и вежливо поздоровалась:

—    Здравствуйте, Владимир Ильич!

Он угрюмо повел бровью, отпер ключом дверь и бросил:

—    По одному!

Первым пошел Левка. На пороге кабинета он оглянулся, словно ища поддержки, и как-то робко и несмело улыбнулся. Я ему ободряюще подмигнула и важно кивнула головой, мол, все в порядке, ситуация под контролем. Лев скрылся за дверью.

Мы с Люськой чутко прислушивались к тому, что происходит в кабинете следователя. Однако ни криков Вовки, ни стонов Левушки, ни звуков ударов не услышали. Сорок минут мы изнывали в неизвестности и ожидании, и они измотали меня больше, чем ежедневное общение с Вовкой в мирных условиях. Наконец, когда мое терпение почти лопнуло, вышел бледный Левка.

—    Ну?! — одновременно воскликнули мы с Люськой.

Он обреченно махнул рукой и поспешил к выходу.

—    Жень, — тоскливо проронила подруга, — давай поцелуемся, что ли? На всякий случай...

Мы троекратно облобызались, чем вызвали легкое недоумение у работников прокуратуры, проходящих в этот момент по коридору.

—    Пошла я, — Люська всхлипнула и скрылась за дверью кабинета.

Я впала в уныние. Перед мысленным взором проплывали картины одна страшнее другой: то мы с Люськой гибнем в сыром подвале, как княжна Тараканова, то, подобно боярыне Морозовой, нас везут на казнь... В общем, такие ужасы — куда там Хичкоку!

Вышла Люська, странно задумчивая и слегка пришибленная.

—    Иди, — тихо сказала она, — Владимир Ильич ждет...

«Все ясно! — с отчаянием подумала я. —

Ее подвергли психологической обработке! Да, постарался Вовочка, ничего не скажешь! Теперь Люську можно показывать в цирке как пример удачной дрессировки! Ничего! Со мной этот номер не пройдет!»

Со смешанными чувствами я переступила порог кабинета. Вовка сидел за столом и что-то быстро писал.

—    Давайте повестку, — не отрываясь от своего занятия, сказал он. — Присаживайтесь!

Я опустилась на стул напротив Ульянова и преданно посмотрела на него. Он продолжал писать, словно меня здесь и не было.

«Ага! Обработка началась!»

Я решила сразу не сдаваться и принялась изучать свои ногти. Минут пять в кабинете висела гнетущая тишина. Когда молчание стало действовать мне на нервы, я спросила:

—    Кхе, кхе... Так, может, я уже пойду?

Вовка посмотрел на меня, как на привидение, словно и не ожидал увидеть кого-то перед собой.

«Во дает!» — восхитилась я его актерским талантом.

—    Ага, — неизвестно почему вдруг обрадовался Вовка. — Явилась? Что ж, присту-пим. Фамилия, имя, отчество... Год, месяц, место рождения...

Вопросы мне не понравились.

—    Ну чего ты сразу начинаешь, Вов? — заканючила я. — Сам ведь все знаешь...

—    Ты мне на жалость не дави! — прикрикнул он. — Я много чего знаю!

—    А почему это вы, гражданин начальник, орете на подозреваемого? Я буду жаловаться! Где тут у вас генералы сидят?

Ульянов глянул на меня сквозь хитрый прищур и ехидно заметил:

—    Я тоже пожалуюсь! Сам не знаю, почему до сих пор молчал! Надо было сразу Ромке сказать. Избаловал он тебя, моя дорогая! Все позволяет, во всем потакает... Я бы на месте твоего мужа перекинул тебя через колено, да ремешком солдатским по филейным частям так оприходовал, чтоб неделю сидеть не могла...

—    Вот я и говорю, фашист! — пробубнила я, опустив голову. — И как только Дуська моя тебя терпит?

Мы еще немного попрепирались таким нот образом, но мне стало ясно, что гроза миновала и судьба княжны Таракановой мне не грозит.