Трижды заслуженная вдова

«Интересно, — размышляла я, нежась в пене, — Розу Адамовну и Соню убил один и тот же человек? Если это так, то какова причина? Неужели все эти смерти только из-за наследства папаши? В таком случае убийце, скорее всего, придется еще многих убрать... А если Розу убил кто-нибудь посторонний? А Соню, к примеру, один из многочисленных поклонников? Хотя бы тот таинственный посетитель? Осерчал, допустим, что его бросили или денег мало заплатили, ну и... Н-да, грустно, девицы! Так, кажется, говорил Остап Бендер? Кто бы ни был убийцей Сони, диверсию со шлангами он совершил либо ночью, либо... либо... Стоп! Может, Люська права? Ведь Левка куда-то выходил во время нашей беседы. Конечно, мотивов я не вижу, но это вовсе не значит, что их нет! Ну Левка, ну артист! Вот уж я доберусь до тебя, погоди! Пусть Ульянов не смог тебя расколоть, а мне это — пара пустяков!»

Я торопливо покинула ванную и, оставляя мокрые следы, протопала в комнату. Люська мрачно уставилась в телевизор и делала вид, что следит за развитием экранных событий. Однако сильно сомневаюсь, чтобы она могла всерьез увлечься политическими дебатами в Госдуме. Тем более что выступления депутатов без переводчика с русского на русский все равно понять невозможно. Предположив, что Людмила предается размышлениям о своей нелегкой судьбе, я не стала ее отвлекать. Взяла телефонную трубку и ушла на кухню.

У Левки было занято. Потратив минут пятнадцать на бесплодные попытки дозвониться, я тихо выругалась, закурила сигарету и задумалась. Вскоре ко мне присоединилась Люська.

—    Как ты думаешь, Люсь, — я перевела взгляд со стены на подругу, —горячий утюг на животе — это очень больно или терпимо?

—    Смотря как долго он будет стоять на животе, — со знанием дела ответила она. — А тебе зачем?

—    Левку пытать, — честно призналась я.

Люська побледнела и, глядя на меня ок-руглившимися от ужаса глазами, пролепетала:

—    А почему именно утюгом? То есть я хотела сказать... Вовка же его допрашивал...

—    Ха, Вовка! — я презрительно скривилась. — Да он только со спекулянтами и с маньяками какими-нибудь может работать! А как дело коснется чего-то серьезного...

—    Значит, ты думаешь... Ты предполагаешь...

—    Это, между прочим, ты первая предположила, — напомнила я. — Так что напрягись и вспомни, чем еще пытать можно, а то утюг как-то чересчур банально! Мы же не быки какие-нибудь!

Люська задумалась, а я повторила попытку дозвониться до Левки. С третьего раза он недовольно откликнулся:

-Да?

—    Здравствуй, Лева! — приветливо поздоровалась я. — Ты сейчас очень занят?

—    Ну, вообще-то...

—    Очень хорошо! Нам бы хотелось с тобой побеседовать.

—    Это срочно? — мое чуткое ухо уловило в голосе Левки недовольство. — Может, завтра, Жень? Поздно уже...

—    Нет, дорогой, сегодня, сейчас! — твердо сказала я. — Через полчаса ждем тебя на нашей конспиративной квартире!

Я отключилась и довольно посмотрела на Люську.

—    А где у нас конспиративная квартира? — оторопело спросила она.

—    Здесь! — я радостно развела руки в стороны. — Ты не отвлекайся, Люсь! Скоро Левка приедет, а мы еще не знаем, как его пытать!

—    Под пытками и я признаюсь в чем угодно, — проворчала Люська, но задумалась.

Левка приехал даже раньше назначенного срока. Я пригласила его пройти и усадила на заранее приготовленный стул. Лев тревожно смотрел то на меня, то на Люську.

—    Че за дело, девчонки? — собрав волю в кулак, спросил подозреваемый.

Люська пристально посмотрела ему в глаза и печально ответила:

—    Левчик, ты прости, но мы вынуждены... Не советую тебе сопротивляться, честное слово! Побереги здоровье — оно тебе еще пригодится!

Бесконечно страдая, подруга извлекла ремни, Санины галстуки и прочие подручные орудия пыток. Авакян-младший изумленно смотрел на нее, пока она, сосредоточенно сопя, привязывала его к стулу.

—    Люська, готовь утюг! — приказала я, когда Льва наконец стреножили. — Извини, дорогой, наших убогих мозгов не хватило ни на что другое! Людмила заявила, что испанский сапог, дыба и прокрустово ложе — чересчур дорогие удовольствия! Утюжок — дело проверенное и надежное!

—    Я буду кричать! Громко, — предупредил пленник.

—    Ладно, кричи, — великодушно разрешила я. — Мы только телевизор погромче сделаем, и, пожалуйста, ори в свое удовольствие!

Вошла Люська, таща обеими руками старый бабушкин утюг. Такой, знаете, который без провода и на углях. Тяжелый, зараза, как моя жизнь! В мирное время им прижимали курицу, когда хотели сделать из нее цыпленка табака.

—    Ты его раскалила? — строго спросила я Люську.

—    Нет, — пролепетала она еле слышно. — А надо?

—    Конечно, надо, — кивнула я. — Видишь, товарищ не желает говорить!

—    Да я пожалуйста! — тут же откликнулся Левка, косясь на бабушкин утюг. — Я скажу, просто не знаю, что!

—    А мы тебе подскажем! — Люське очень не хотелось пытать Левушку. Как-никак бывший однокурсник. — Ты ответь нам только на один вопросик, и все!

—    Да что за вопрос-то?! — нетерпеливо воскликнул Лева.

—    Это ты шланги тормозные перерезал? — я сразу взяла быка за рога.

—    Нет, не я!