А теперь он, Олег, стоял перед этой необозримой стеной, проникнуть за которую можно было, лишь переступив высокий каменный порог, и медленный глухой голос с высоты задавал ему вопрос за вопросом.
– О ты, желающий войти сюда, готов ли ты переступить через жену и сына, переступить через отца и мать, переступить через свой дар, которым с тобою поделились лучшие люди многих поколений?
И Олег твердо ответил:
– Нет. В мире нет ничего, что стоило бы такого отступничества.
– Ты раб и трус, – проскрежетал кто-то сзади.
– Ты взрослый порядочный человек, – печально принеслось откуда-то в ответ. – Это оскорбительно мало, но это самое большее, до чего может возвыситься смертный.
«Но эти-то правящие тупицы, они-то ради чего превращают меня в своего врага? Ведь я готов честно трудиться на благо вашей долбаной родины, мне не надо ни честных выборов, ни свободного рынка, которыми меня когда-то задалбывал Грузо, – ни выбирать мне некого, ни торговать мне нечем, – не заставляйте меня бегать на карачках вокруг экзаменационного стола, и больше я про вас никогда не вспомню. Но они и сами рабы своего силового поля…»
Сверкавшая под солнцем листва слепила глаза, словно рябь на воде. Костик в оранжевых колготках убыстренно, как в старом кино, спешил по песчаной дорожке, напоминая Чарли Чаплина. На поворотах его еще заносило, но это не причиняло ему ни малейшего беспокойства. Лицо его сияло невыразимым счастьем – естественной продукцией здоровой души. Вдруг он издал восторженный крик и устремился куда-то в сторону, и Олег тоже увидел в траве что-то очень красивое, полированно синеющее, как перекаленная сталь. Но синева немедленно с гулом поднялась в воздух, разбившись на синих жирных мух, обсевших что-то такое, на что Олег даже смотреть не стал, чтобы не сбивать настроение. А Костика эта перемена ничуть не разочаровала – для жажды знания нет отвратительного. Он рвался к своей цели, крича: «Па!» и «Дай!»
Златовласый ангелочек – и рвется вон к чему… Двойственность природы человека…
– Смотри, вон мама идет! Мама! – Олег причмокивал, словно мама была необыкновенно лакомым блюдом.
– Ма! – восторг, но тут же внесено необходимое дополнение: – Па!