Трое

— Привет, малыш, — его губы касаются моей лопатки, он несильно толкается в меня напряженным членом, как делает это всегда. Обычно после этого следует продолжение, Мирон переворачивает меня на живот или сажает сверху, и мы занимаемся сексом. Но ведь это утро другое.

Я перехватываю его руку, спускающуюся по животу, и поворачиваюсь. Ищу в его лице признаки изменений, то, что я, ослепленная своей любовью, упускала, но не нахожу. Мирон по-прежнему самый красивый мужчина на земле, и его глаза смотрят на меня так же, как смотрели все это время: с теплотой и с желанием. Это обескураживает.

— Как ты, малыш? — его взгляд становится серьезным, медленно скользит по лицу, словно ощупывает мысли.

Я не могу сходу оформить в слова все, что чувствую в этот момент, поэтому отвожу глаза:

— Я хочу уехать отсюда. Прямо сейчас.

Мирон отводит упавшие мне на лоб волосы и, обхватив мой подбородок, заставляет на себя посмотреть.

— Может, сначала поговорим?

Я мотаю головой, потому что любая мысль о разговоре меркнет в сравнении с желанием покинуть дом Руслана. Я не представляю, как смогу встретиться с ним глазами после того, что произошло, не то, чтобы пить чай на его кухне.

— Нет. Я хочу уехать.

С секундной заминкой Мирон кивает и, быстро коснувшись губами моего лба, встает с кровати. Я смотрю, как напрягаются мышцы под загорелой кожей, когда он наклоняется, чтобы подобрать с пола одежду, на мускулистые ягодицы и твердые икры, когда он идет в душ, и в груди растекается тоскливый холод. Для меня Мирон самый близкий человек на свете, тот, которому я привыкла верить во всем и в чьих чувствах никогда не сомневалась. Я люблю каждый сантиментр его кожи, его запах, звучание голоса и сейчас от мысли, что все это время он мне не принадлежал, или же по какой-то причине перестал принадлежать, становится одиноко. Страшно в один прекрасный день осознать, что тебя окружает ложь.

В течение минуты или двух я слушаю, как за дверью душевой льется вода, и пытаюсь понять, как мне быть дальше. Так ни к чему и не придя, заставляю себя встать и начать одеваться. Разбросанная по полу одежда оживляет сцены минувшей ночи. Мирон прижимает меня к стене. Сваливает на кровать. «Пусть он посмотрит». Я жмурюсь, словно это поможет избавиться от непрошенных картин, и одновременно с этим ощущаю вспышку жара в животе. Мое тело продолжает жить вдалеке от отрезвевшего сознания. Наспех заправляю кровать, не прекращая прислушиваться к каждому звуку в доме. Больше всего меня страшит услышать скрип открывающейся двери по соседству, я то и дело оглядываюсь.

— Ты пойдешь в душ, малыш? — Мирон появляется в спальне с влажными волосами, в повязанном на бедрах полотенце.

И я вновь не нахожу в его облике не малейшего признака того, что между нами что-то изменилось. Но тогда … почему? Почему он так запросто позволил другому мужчине ко мне прикасаться? За год наших отношений Мирон не проявил себя необузданным ревнивцем, но и равнодушным его назвать никак нельзя. Как-то раз в клубе он едва не затеял драку, когда один из его знакомых стал откровенно меня клеить, а когда одногруппник неделю названивал мне под разными предлогами, Мирон отвел его в сторону после занятий, после чего звонки прекратились.

— Я только умоюсь, — бормочу я и, обойдя его, закрываюсь в ванной.

Холодная вода немного приводит меня в чувство, жужжание мыслей стихает. Главное, поскорее уехать отсюда, а об остальном я подумаю позже.

Когда я выхожу в спальню, Мирон сидит на кровати, глядя в телефон, рядом с ним стоят две собранные сумки. Я вдруг понимаю, что боялась того, что в комнате его не окажется, что он захочет выйти, чтобы обсудить вчерашнее с Русланом, а потому бесшумно выдыхаю. Может быть, он все еще на моей стороне.

— Поехали? — Мирон подхватывает сумки и толкнув дверь ногой, пропускает меня вперед. Ведет себя вежливо, как и обычно. Я снова теряюсь.

В доме по-прежнему царит тишина, которую я отчаянно не хочу нарушать, и к лестнице я иду на цыпочках. Замираю, ощущая острый прокол в левой половине груди, когда слышу грохот открывающихся шкафов на кухне. Руслан все-таки встал.

Ладонь Мирона ложится мне на плечо и уверенно сжимает.

— Малыш, иди в машину. Я сам попрощаюсь.

Я киваю и, поборов желание перепрыгивать через ступени, быстро спускаюсь вниз. Перед тем как входная дверь захлопывается, слышу как Мирон приветствует Руслана, и, не оглядываясь, семеню к машине. Закрывшись в салоне, вжимаюсь в нагретое солнцем сидение и впиваюсь в глазами в скол на лобовом стекле. Может быть в эту минуту они обсуждают наш совместный секс. Однако, всего парой мгновений спустя водительская дверь распахивается и Мирон опускается на соседнее кресло. Молча заводит двигатель и разворачивает автомобиль к воротам. Только когда с протяжным скрежетом за нами закрываются, я снова могу дышать.