Трое

Он меня не слышит. Тяжело дыша, прислоняется к стене, стоит так несколько секунд, задирает голову к потолку и медленно оседает.

— Я вызвал полицию, — раздается голос Саши. — Ты как?

Он кладет руку мне на плечо, и от этого неожиданного прикосновения меня я всхлипываю. Не могу заставить себя повернуться. Я не хочу терять его из вида.

Мирон ощупывает карманы брюк, извлекает телефон. Его движения, медленные, неловкие, заторможенные. Секунду он смотрит на экран, словно ему нужно собраться с мыслями и прикладывает его к уху.

— Спиридоновка, двадцать шесть, — его голос звучит ровно и без эмоций. — Третий подъезд… Избит мужчина… Нужны носилки и санитары покрепче.

Он говорит что-то еще, но звуки его голоса растворяются в собственных рыданиях. Я чувствую, как Саша обнимает меня сзади, утягивает назад. Зачем? Мне хочется вниз, к нему.

Рука Мирона повисает на колене с зажатым телефоном, взгляд поднимается вверх, на нас. Но он смотрит не на меня. На Сашу.

— Отмечатель сессии, я так понимаю, — произносит он хрипло и будто устало. — Сейчас скорая и менты приедут. Тати уведи. И сам спустись на минуту. Не бойся, мордобой на сегодня окончен.

Глава 33

Я чувствую себя зверем, запертым в клетке. Бесцельно мечусь по квартире, царапаю ладони ногтями и жду. От произошедшего меня отделяет металлическая дверь, за которой меня оставил Саша. Там, за ней, ускользает мое счастливое прошлое, рвется нить, связывающая меня с ним. Если бы мне удалось выйти, прижаться к нему, сказать, как я сожалею, объяснить, как сильно хочу быть рядом с ним, чтобы мы могли перешагнуть через весь этот кошмар вместе… Возможно, если бы он увидел мои отчаяние и искренность, тогда нас можно было починить. Ведь он так всегда и делал: был ко мне великодушным.

Если бы я была честнее, если бы сказала ему про Руслана раньше… Сейчас впервые за последние сутки собственная боль отходит на второй план. Мне становится больно за него. Тогда, увлекшись своей запретной игрой, я напрочь забыла о том, что позволяю Руслану предавать человека, которого люблю. Наверное, только сейчас я до конце понимаю, что вчерашний день стал для Мирона днем двойного предательства.

Звук открывающейся двери заставляет меня застыть и впиться глазами в гостиничный проем, в котором через пару секунд появляется Саша. Он переминается с ноги на ногу, почему-то молчит. Мне хочется вцепиться в него руками, вытрясти каждое слово, которое Мирон ему сказал. Хочется отпихнуть его и выбежать в подъезд. Я слишком привыкла быть частью жизни Мирона, чтобы спокойно отсиживаться, пока он разбирается со случившимся.

— Что… Для чего от тебя позвал?

Саша неопределенно пожимает плечами и кивает головой в сторону кухни.

— Пойдем выпьем чай, Тати. Тебе нужно успокоиться.

Я отчаянно мотаю головой, не в силах сдержать свой протест. Разве это возможно? Просто сесть и начать пить чай сейчас. За кого он меня принимает?

— Я пойду к нему, — бормочу я, срываясь с места. Мирон не должен быть там один. Господи, а если с Русланом что-то серьезное? Если он повредил голову, впал в кому? Что, если случилось что-то непоправимое? Как он будет с этим жить? Как мне с этим жить, зная, что я послужила тому причиной?

— Тати, — Саша перехватывает меня до того, как я успеваю выбежать в коридор, сжимает плечи. — Не ходи туда. Сейчас скорая его забирает. С минуты на минуту прибудет полиция. Тебе не нужно там светиться.

— Отпусти… — я отталкиваю Сашины руки, видя перед собой лишь одну цель: дверь. Скорая, полиция… все это сейчас не имеет никакого значения. Саша ничего о нас не знает, и не имеет права меня задерживать.

— Тати, — его рука перехватывает мою талию, оттаскивает назад. — Тати, остановись… Это он сказал, чтобы ты не выходила. Сказал, что ты сделаешь хуже.

Я замираю как по щелчку кнопки. Моргаю и по инерции продолжаю разглядывать дверной глазок. Мирон всегда знает, как лучше. А что делать мне? Я хочу быть с ним там.

— Тати… — Саша осторожно убирает руки и заставляет меня повернуться. Я пытаюсь обрести способность дышать и разглядываю полосатый трикотаж его футболки. У Мирона была похожая. Немного другая. — Пойдем на кухню. Ты все равно уже ничего не можешь сделать. Он сказал, что разберется.

Все напряжение и адреналин за секунду покидают тело, оно становится податливым, мягким. Саша аккуратно берет меня под локоть и ведет за собой на кухню. Я опускаюсь на табуретку, смотрю поверх квадратного узора клеенки, сосредотачиваюсь на одинокой хлебной крошке. Саша гремит ящиками шкафа, кажется, он тоже немного нервничает, потому что действует быстро: щелкает чайником, достает заварку, ставит на стол чашки.

— Что он тебе сказал? — я заставляю себя поднять глаза и посмотреть на него. Знаю, что должна извиниться перед ним за доставленные неудобства: за грубость Руслана, за внимание соседей, за то, что его доброта обернулась такими проблемами. Я скажу ему все это, но позже. Сейчас мои мысли заняты лишь им.