Трое

— Я бы никогда не упрекнул тебя за деньги. То, что я давал их тебе, подразумевало, что ты можешь распоряжаться ими как угодно. Остальное ты себе придумала.

Сейчас я как никогда благодарна темноте за то, что она скрывает мое лицо. Его доверие несравнимо с моим.

— Что-нибудь еще?

— Еще я очень сильно хотела выйти за тебя замуж и ужасно злилась, что ты об этом не думаешь.

Эти слова я произношу с улыбкой — настолько нелепыми они мне кажутся в свете последних событий.

Пальцы Мирона на мгновение застывают на моем плече, прежде чем вновь возобновить круговые движения.

Возможно, потому что с моей души сняты остатки груза, или причиной тому его запах и тепло кожи, но спустя пару минут после признаний я засыпаю.

Глава 48

Я просыпаюсь от распирающего жара внизу живота — острого возбуждения. Утро собирается в цельную картину за секунду: двери знакомой гардеробной, тепло любимого тела, запах лаванды, исходящий от подушки, тяжесть руки на талии. Мирон снился мне. Мы занимались сексом.

Прядь волос, упавшая мне на лоб, щекочет кожу, и я аккуратно отвожу ее назад, стараясь его не разбудить. Моя осторожность оказывается ненужной, потому что в ту же секунду я чувствую жадное прикосновение губ к шее. Руки, обнимающие меня, приходят в движение: сжимают грудь через кружево бюстгальтера, скользят по животу, проникают под резинку белья.

Резким движением Мирон подминает меня под себя, не дав опомниться, дергает стринги вниз. Сейчас его глаза точно такие же, как тогда в машине: беспросветно черные, бездонные. И без того накаленное возбуждение достигает пика: я так хочу его, что готова умолять. К счастью, его жажда не меньше моей, потому что он входит в меня мгновенно и без подготовки. Влаги во мне так много, что ее звук слышен даже через его сбившееся дыхание и мои стоны. Я ловлю ртом воздух, смотрю ему в глаза, сжимаю бедра ногами, вонзаю ногти в шею. Если бы чувство смущения не было вычеркнуто этим утром за ненадобностью, я бы смутилась того, как быстро меня настигает оргазм. Всего несколько толчков, и я разлетаюсь на миллионы осколков: выгибаюсь, пульсирую, дрожу.

Сквозь временную слепоту и шум в ушах, я чувствую, как Мирон замедляется; ощущаю его губы на своих, принимаю влажное давление языка. Я знаю, что ему тяжело сдерживаться — по тому, как его плечи подрагивают от напряжения, и с какой отчаянной жадностью он меня целует, словно перераспределяя энергию.

Едва спазмы, окольцовывающие низ живота, отступают, Мирон снова переворачивает нас. Теперь он подо мной, сжимает в ладонях мои бедра, исследует глазами тело, не переставая двигаться.

Я упираюсь ладонями ему в грудь, на выдохе ловлю толчки, греюсь в жадности его внимания.

— Сними его, — хрипло произносит Мирон, глядя на мою грудь.

Я завожу руки назад, отщелкиваю застежку бюстгальтера, освобождаю плечи от бретелек. Обнажившейся коже и соскам мгновенно становится горячо — так он смотрит. Хочется закрыть глаза, но я этого не делаю — не желаю терять из виду его лицо.

Он трогает меня: обхватывает ладонью шею, сжимает, спускается к груди. Гладит ее, обводит соски, заставляя меня стонать и жмурится, ощупывает живот.

— Ты пиздец какая красивая, Тати. Не знаю, как наглядеться.

Наши губы снова встречаются, когда он садится. Его грудь прижата к моей, ладони вновь стискивают ягодицы, поднимая их и опуская. Быстро, сильно, глубоко. Мне перестает хватать воздуха, мыслей, самой себя, но все это с лихвой компенсирует он. Влажный жар его кожи, запах, руки, давление внутри. Мы все еще целуемся, но это не мешает мне бесчисленное множество раз повторять, как я его люблю.

*******

— Если не поторопишься, то можешь опоздать, — защелкнув ремешок часов, Мирон смотрит на то, как я пытаюсь застегнуть молнию на платье. Она находится сбоку, и сделать это, на первый взгляд, не проблема, если бы не застрявшая ткань.

Я мысленно ругаю себя за неуклюжесть и, стараясь не слишком раздражаться, пытаюсь спустить ее вниз. Я могла бы попросить Мирона помочь, но хрупком настоящем такая просьба ощущается как новый уровень интимности, к которому мы еще, возможно, не готовы. Я знаю, что не одинока в своем ощущении, потому что Мирон продолжает смотреть на мою возню, но не подходит.

— Извини, я тебя задерживаю, — я отбрасываю со лба волосы и тянусь к телефону, лежащему на тумбочке. — Я вызову такси. Надеюсь, к тому времени, как оно приедет, с молнией я разберусь.

— Я тебя отвезу.

Я машинально стискиваю мобильный в руке, когда он делает шаг ко мне. Кладет руки мне на бедра и заставляет повернуться «проблемной» стороной.

— Я резко дернула, — голос неожиданно садится и переходит на шепот, когда Мирон опускается передо мной на колени, а его дыхание касается кожи в зазоре замка. — Часто так делаю, когда тороплюсь.