Трое из Коктебеля. Природоведческая повесть

– А как же! – оживленно воскликнул Алексей Николаевич. – Почти вдоль всего побережья выбиты крабы, а рыба и близко подходить боится, гибнут водоросли, планктон. И не удивительно. Среди огромного количества людей, среди миллионов, наводняющих Крым в летний период, – тысячи вооруженных подводными ружьями. Темпы уничтожения морских обитателей такие, что воспроизводство может за ним не угнаться, особенно в самых красивых уголках Крыма.

– Тех самых, что убывают прямо на глазах, – заметил я.

– Сейчас почти все чарующие уголки Земли так страшно расплачиваются за свое очарование, что из года в год теряют свою притягательную силу, а люди жадно ищут новые, нетронутые места, которые через несколько лет тоже станут неузнаваемыми. А почему бы не поберечь то, чем любуешься, что доставляет наслаждение? Не бережем потому, вероятно, что пока находим эти самые не загаженные уголки… Правда, каждый раз все с большим трудом… Вы знаете, Саша, очень эффективно борются с аквалангистами-браконьерами на Лазурном берегу Франции. Там следят за всякого рода нарушениями природоохранных правил не только на берегу, но и контролируют с воздуха, используя вертолеты. Эта так называемая подводновоздушная полиция есть и в Англии. Сюда бы и нам в Крым хотя бы человек десять для начала, без дела бы не сидели.

– Десяток охранников – считайте, что ничего. Побережье Крыма тянется на сотни километров, и многие уже освоены отдыхающими – и дикими, и санаторными, – безнадежно махнул я рукой.

Тут Алексей Николаевич взял меня за плечо, развернул влево и громко рассмеялся.

– Вы только взгляните туда, на этого обжору, на этого кошачьего Гаргантюа, – воскликнул он, показывая на Агапыча, который с весьма прозрачными намерениями выцарапывал припасенный для Бабы Бер сверток с рыбой, – гоните его, рецидивиста!

– Эй, – закричал я и встал.

Пойманный на месте преступления Агапыч ничтоже сумняшеся сделал вид, что ему не больно-то и хотелось, медленно, не теряя чувства собственного достоинства, направился к лодке, вспрыгнул на борт, прошел на кормовой расстил и уютно устроился там на нагретых солнцем досках.

Между тем уха поспела, перестала булькать, «плеваться» и запахла так, что есть мне захотелось зверски.

Алексей Николаевич расстелил на гальке газету, поставил на нее пару мисок, разложил ложки и тут же пристроил снедь – бутерброды от Бабы Бер. Бутерброды мы живо отправили по назначению, и Алексей Николаевич выставил на середину «стола» котелок, из которого задорно торчали вареные хвостики ставрид, окуньков и бычков, разложил по мискам рыбу и залил ее поблескивающей жиром ухой.

– Эх, – мечтательно сказал Алексей Николаевич, – сюда бы еще зеленой петрушечки и укропа. У меня в огороде росло, да не выросло. Дождя долго не было, а поливать тоже не всегда удается, перебои в Коктебеле с водой.

– А ведь у меня есть, – спохватился я, – Баба Бер в последнюю минуту сунула мне в карман. Если бы вы не напомнили, я бы так и забыл! Она сказала: что же это будет у вас за уха, если туда зелени не покрошить? Вот, возьмите. – Я вынул и кармана рубашки маленький сплющенный бумажный пакетик и отдал его Алексею Николаевичу.

– Вот молодчина Дарья Феофилактовна. Мы ей за это рыбки привезем, пусть и она порадуется нашему улову. – Алексей Николаевич развернул бумажку, понюхал привядшие листья и восторженно поцокал языком. Потом нашел плоский камень, обмыл водой, накрошил на нем зелень и, посыпав сверху миски с ухой, залюбовался.

– Ну-ка, скажите, в каком столичном ресторане вы попробуете такую благодать? Ни в каком и ни за какие деньги. Начали! Ешьте и можете рассчитывать на добавку, в котелке еще есть запасец. Пробуйте.

Я проглотил полную ложку, закатил отудовольствия глаза и выставил большой палец в знак молчаливого одобрения. Быстро расправившись с ухой и рыбой, я поднял голову и с удивлением взглянул на Алексея Николаевича. Он ел медленно, со вкусом и не справился еще и с половиной. Я тоскливо поскреб ложкой дно своей миски и многозначительно перевел глаза на котелок.

– Берите, Саша, ешьте прямо из котелка, мне моей порции хватит с избытком.

– Нет. Я немного налью, мне даже неудобно. Экий я обжора, как Агапыч.

– Доедайте, доедайте, не выливать же! Знаете, тут в прошлом году аспирант-физик один отдыхал, умный, талантливый юноша. Руководителем у него был очень известный, всеми уважаемый академик. Так вот этот аспирант рассказывал, что когда в дом к академику приходила молодежь – его ученики, кто за книгой, кто за консультацией, то его жена, эдакая пышная академическая дама, приглашала их иногда к столу, приговаривая: «Ешьте, ешьте, молодые люди, мы все равно излишки своему шоферу отдаем».

Я рассмеялся, добросовестно очистил котелок и, блаженно похлопывая себя по животу, поблагодарил Алексея Николаевича.

– Не за что, – сказал он, – вместе ловили, вместе готовили, вместе и расправились. Агапыч, иди сюда, кот, посмотри, какое тебе раздолье, сколько вареных вкусных головок. Сейчас, Саша, посуду помоем, на солнышке поваляемся, а потом и выкупаться можно.