Читаем Трое из сумы полностью

Но об отношении к жизни несколько слов скажу. К литературе, правда, это отношение имеет касательное, однако…

Метаморфозы, происшедшие с Боровиковым, мне кажется, всё же сказались не только на литературной, но и на его нравственной эволюции.

Тот, прошлый, Серёжа, работая в журнале «Волга», уже будучи главным редактором, специально по почте посылал несколько раз мелькнувшему в периодике талантливому прозаику Александру Титову в неведомое село Красное Липецкой области бандерольки с лентой для пишущей машинки – в его глухих краях невозможно было её купить.

А нынешний… Напротив меня сидит за столом в опустевшей квартире Таня Машовец и делится горем:

– Умер Коля, я позвонила Боровикову. Но не услышала ни слова соболезнования. Они, сам знаешь, ровес-ники, дружили. Представь себе, Сергей мне в трубку говорил только лишь о том, как ему плохо, какой он уже старый и немощный. А раньше всегда, когда приезжал в Москву, останавливался у нас…

И в памяти у меня вновь всплывает фраза из письма моего однокурсника – «Жизнь закончена». Он ведь и Серёжин однокурсник. Обоим ещё по шестьдесят… Или уже по шестьдесят? Люди вроде бы разные, а ре-френ звучит один и тот же: «Жизнь закончена».

Ничего удивительного. Когда человек просит покоя, становится ко всему безразличен и равнодушен к вче-рашним друзьям, к жизни… Тогда, можно сказать, он умирает. Такова русская душа.

…Среди Серёжиных размышлений «В русском жанре» есть одно, на которое я не мог не обратить внима-ние. Процитировав известные слова: «Человечество смеясь расстаётся со своим прошлым», Боровиков до-бавляет от себя: «Но сегодня очевидно: не с прошлым, а с жизнью». Но мне смеяться не хочется! О ком он? О человечестве? Сомневаюсь – Серёжа умный человек.

Михаил Лобанов: «Победил русский народ!»

На золотом крыльце сидели

Царь, царевич, король, королевич,

Сапожник, портной –

Кто ты будешь такой?

Эти строки детской считалочки сами напрашиваются стать своеобразным эпиграфом к периоду, начавшемуся для меня осенью 1977 года семинаром молодых критиков. Нас было, наверное, десятка два или чуть больше того.

Вряд ли ошибусь, если скажу, что каждый, или почти каждый, из нас приехал в подмосковную Малеевку не столько на других посмотреть, сколько себя показать. Вышло наоборот. Себя показывать было особо нечем. Зато за пару недель приглядеться к другим, познакомиться, пообщаться, поспорить, определиться, кто союзник, а кто противник, выпить и задружиться – явилось самым полезным, а может, и единственным резуль-татом семинара.

С него я уезжал примерно в таком же состоянии, какое у меня возникло после писательского пленума с шумным обсуждением романа В.Кочетова. Хотя странно, конечно, но сегодня я не могу припомнить руководителей того семинара – разве что Валерия Дементьева, Юрия Борева, Евге-ния Сидорова и, вроде бы, Петра Николаева. Слушать их было ужасно скучно. Чего стоило одно боревское перечисление инструментария, каким может пользоваться литературный критик. Поэтому назвать их хоть в какой-либо мере своими учителями не могу.

Судьба моих ровесников, только входивших тогда в литературу, сложится потом очень по-разному. Дальше и успешнее других шагнул с того семинара Игорь Шайтанов. Ныне он доктор филологических наук, профессор кафедры сравнительной истории литератур историко-филологического факультета РГГУ, автор книг: «Как было и как вспомнилось. Современная автобиографическая мемуарная Игорь Шайтановпроза», «В содружестве светил. Поэзия Николая Асеева», «Мыслящая муза. «Открытие природы» в поэзии XVIII в.», «Поэтическое от-крытие природы. Ф.Тютчев», «Дело вкуса», учебника по зарубежной литературе эпохи Возрождения, главный редактор журнала «Вопросы литературы», ответственный секретарь комитета премии «Русский Букер»… Можно продолжать ещё, но, полагаю, и так ясно.

Основные направления творческой деятельности Шайтанова – история английской литературы, русско-английские литературные связи, история поэзии, теория жанра, мифотворчество в русской культуре. Но то, с чего начинал – литературную критику, – он тоже не забывает. О чём свидетельствуют премии журналов «Ли-тературное обозрение», «Знамя», «Арион».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии