Трое храбрых, пятеро справедливых

Бао-гун уже собрался покинуть зал, как вдруг у входа послышались удары в барабан и чьи-то причитания.

Бао-гун распорядился впустить просителей. Через боковую дверь в зал вошли двое: молодой человек лет двадцати и мужчина лет сорока. Оба опустились на колени, и молодой стал говорить:

— Меня зовут Куан Би-чжэн. У моего дяди, торговца шелком, пропали коралловые подвески к вееру весом в один лян и восемь цяней. Иду я нынче и вдруг встречаю человека с точно такими же подвесками на поясе. «Может, мне померещилось», — подумал я и попросил его дать их мне посмотреть. Но он набросился на меня с бранью, схватил и потащил в ямынь. Рассудите же нас, господин!

— Меня зовут Люй Пэй, — сказал второй. — Я родом из Цзянсу. Впервые в жизни вижу этого мальчишку, а он вдруг кинулся ко мне и стал кричать, что это его подвески! Грабеж средь бела дня, да и только! Накажите этого наглеца, господин!

Бао-гун внимательно выслушал обоих и попросил показать подвески. Они и в самом деле были из красного коралла, на редкость искусно отполированного.

— Сколько, говоришь ты, весили подвески твоего дяди? — обратился Бао-гун к молодому человеку.

— Лян и восемь цяней.

— А твои сколько весят? — спросил Бао-гун у Люй Пэя.

— Не знаю. Мне подарил их один друг.

Бао-гун велел Бао Сину принести безмен. В подвесках оказался ровно один лян и восемь цяней.

— Значит, ты утверждаешь, что подвески тебе подарил друг? — вновь обратился Бао-гун к Люй Пэю. — Кто же он? Как его имя?

— Его зовут Би Сюн. Он человек известный, барышник.

После этих слов Бао-гун распорядился увести просителей и немедленно доставить в суд Би Сюна, а сам тем временем вышел немного подкрепиться.

Как только доложили, что Би Сюн доставлен, Бао-гун поспешил в зал и снова занял место за судейским столом. Служители ввели Би Сюна.

— Говорят, у тебя были подвески к вееру? — спросил Бао-гун.

— Были. Три года назад я нашел их на улице.

— А потом кому-то подарил?

— Нет! Разве посмел бы я дарить чужую вещь?

— Где сейчас подвески?

— У меня дома.

Бао-гун распорядился увести Би Сюна и привести Люй Пэя.

— Я только что допрашивал Би Сюна, он говорит, что никому никаких подвесок не дарил! Как же все-таки они к тебе попали?

Люй Пэй смутился и заявил, что подвески подарила ему жена Би Сюна.

— С какой стати?

Люй Пэй молчал, но как только Бао-гун сделал знак служителям, замахал испуганно руками:

— Не надо меня пытать, не надо! Я все расскажу!

И Люй Пэй рассказал, как вступил в тайную связь с женой Би Сюна и как она подарила ему подвески.

Бао-гун распорядился доставить женщину в суд.

Едва ее ввели в зал, как она бросилась на колени и заявила, что эти подвески муж принес от своей любовницы Би, жены Ян Да-чэна, отдал их наложнице и велел спрятать. Наложница же подарила их Люй Пэю, с которым находилась в любовной связи.

Бао-гун тотчас велел взять Би под арест.

В это время снова послышались удары в барабан. Бао-гун приказал впустить нового жалобщика, а остальных увести из зала.

Это оказался Куан Тянь-ю — дядя Би-чжэна, спешивший на помощь племяннику.

— Три года назад я зашел в лавку к Ян Да-чэну купить шелка, но денег у меня при себе не было и пришлось оставить в залог подвески. Выкупить их Ян Да-чэн просил через два дня. Но когда я пришел в назначенный срок, оказалось, что Ян Да-чэн внезапно скончался. О подвесках я тогда ни словом не обмолвился, потому что решил, что они пропали. И вдруг нынче узнаю, что мой племянник увидел их на каком-то человеке, за что его и потащили в суд. Рассудите же нас по справедливости, о господин!

Бао-гун сразу смекнул, в чем тут дело, велел увести Куан Тянь-ю и привести снова Би Сюна и его любовницу Би.

— Отчего умер твой муж? — спросил Бао-гун женщину.

Но не успела она рта раскрыть, как вперед выступил Би Сюн:

— От сердечной болезни!

— Тебе, негодяй, откуда это известно? Уж не ты ли его и сгубил?

— Есть на мне вина, — отвечал Би Сюн. — С чужой женой связался. Только против Ян Да-чэна я зла не замышлял.

— Помнишь, как ты пришел в трактир, а за спиной у тебя вдруг появилась чья-то тень? Слуга сказал тебе об этом, и ты сбежал! А теперь отпираешься? Пытать его!

— Виновен, виновен! — закричал Би Сюн. — Мы с Би отравили Ян Да-чэна, боялись, как бы он не узнал о нашем распутстве, а потом сказали, что он умер от сердечной болезни. Тогда-то я и взял у Би подвески и принес домой…

Бао-гун вынес приговор: Би — четвертовать, Би Сюна — обезглавить, Люй Пэю — дать сорок палок и отпустить, дяде с племянником вернуть подвески.

Постепенно Бао-гун снискал себе славу небожителя. Слух о нем распространился по Поднебесной и достиг ушей справедливого и благородного человека, старца по имени Чжан Сань, жившего в Сяошаво.

О нём сейчас и пойдет речь. Старец этот никого не обманывал, был добр к людям, и люди за это платили ему добром. Как-то раз старец вспомнил, что три года назад Чжао Да задолжал ему четыреста медяков, и отправился к нему в деревню Тава. На месте прежней лачуги стоял большой новый дом. Чжао Саню сказали, что Чжао Да разбогател, и теперь все величают его господином Чжао.

Старик постучался и крикнул:

— Чжао Да! Чжао Да!