Трое на четырех колесах

Случается, что на объявлении изображена пара велосипедистов; и тогда становится очевидным, насколько велосипед удобнее для флирта, чем вышедшая из моды гостиная, или всем приевшаяся садовая калитка: он и она сели на велосипеды (конечно, указанной фирмы) — и больше им не о чем думать, кроме своего сладостного чувства. По тенистым дорогам, по шумным городским площадям в базарный день они свободно летят па «Самокатах Бермондской Компании несравненного тормоза» или на «Великом открытии Камберуэльской Компании» — и не нуждаются ни в педалях, ни в путеводителях. Им сказано, в котором часу вернутся домой, они могут разговаривать и видеть друг друга, и больше им ничего не надо... Эдвин, наклонившись, шепчет на ухо Анжелине милые, вечные пустяки, а Анжелина отворачивает головку назад, к горизонту, который у них за спиной, чтобы скрыть горячий румянец... А колеса ровно катятся рядом, солнце светит, дорога чистая и сухая, за молодыми людьми не едут родители, не следит тетка, из-за угла не выглядывает противный братишка, ничто не мешает... Ах, почему еще не было «Великого открытия Камберуэльской Компании» когда мы были молоды!..

Объявления добросовестно указывают и на то, что иногда молодые люди сходят на землю и садятся под изящными ветками тенистого дерева, на мягкой, высокой и сухой траве; у их ног журчит ручей, а велосипеды отдыхают после блестяще выполненного труда. Все полно тишины и блаженства.

Впрочем, я ошибся, говоря, что велосипедисты, изображенные на объявлениях, никогда не работают: нет, они работают, и даже с ужасным напряжением сил, покрытые крупными каплями пота, изможденные,— но это их собственная вина: все происходит оттого, что они упорствуют и не хотят ехать, например, на «Путнэйском Любимце»или на «Колеснице Баттерси» — как торжествующий велосипедист в центре картины— а плетутся на каких-то жалких машинах.

И почему все эти превосходные, удивительные велосипеды так малоизвестны? Почему по всей стране видны только жалкие машины, приводящие в уныние?..

Бедный, усталый юноша тоскливо отдыхает на камне у верстового столба; он слишком истощен, чтобы обращать внимание на упорно льющий дождь... Утомленные девицы, с мокрыми, развившимися волосами, каждую минуту смотрят на часы, боясь опоздать домой и чувствуя большое желание браниться... А вот запыхавшиеся, лысые джентльмены, ворчащие перед бесконечно длинной дорогой... Солидные дамы с темно-красным цветом лица, стремящиеся покорить противные, ленивые колеса...

Ах, отчего вы все не купили «Великого открытия Камберуэльской Компании», господа?..

А может быть, велосипеды, как и все на свете, не доходят до полного совершенства?..

Что безусловно очаровывает меня в Германии — так это собака. У нас, в Англии, все породы так хорошо известны, что начинают надоедать: все те же дворовые псы, овчарки, терьеры (белые, черные или косматые — но всегда забияки), бульдоги; никогда не встретишь ничего нового. Между тем в Германии попадаются такие собаки, каких вы раньше никогда не видали: вы даже не подозреваете, что это собаки, пока они не залают. Очень интересно!

Джорж однажды остановил такую собаку в Зигмарингене, и мы начали ее осматривать. Она внушала мысль о помеси пуделя с треской; я бы огорчился, если бы мне кто-нибудь мог доказать, что я ошибся в этом случае. Гаррис хотел сделать с нее фотографический снимок — но она вбежала по отвесной стене забора, прыгнула и исчезла в кустах.

Какая цель у здешних собачников — я не знаю;

Джорж думает, что они хотят вывести феникса. Может быть он и прав, потому что нам раза два встречались удивительные звери; но мне кажется, что практический немецкий ум не удовольствовался бы фениксами, которые без толку шатались бы по дворам, попадаясь людям под ноги; я склонен скорее думать, что они намерены вывести сирен и затем обучить их рыбной ловле.

Ведь немец не любит лени и не поощряет ее. По его мнению, собака несчастное существо: ей нечего делать! Не удивительно, что она чувствует какую-то неудовлетворенность, стремится к недостижимому и делает глупости. И вот немец дает ей работу, чтобы занять праздный ум делом.

Здесь каждый пес имеет важный, деловой вид: посмотрите как он выступает, запряженный в тележку молочника: никакой чиновник не может выступать с большим достоинством! Он, положим, тележки не тащит, но рассуждает так:

— Человек не умеет лаять, а я умею; отлично: пусть он тащит, а я буду лаять.

По его убеждению, это совершенно правильное распределение труда. Но он искренно принимает к сердцу дело, к которому причастен, и даже гордится им. Это приятно видеть. Если навстречу проходит другой пес — более легкомысленный и не занятый никаким делом — то происходит, обыкновенно, маленький разговор. Начинается с того, что легкомысленный отпускает какое-нибудь остроумное замечание насчет молока. Серьезный пес моментально останавливается, несмотря на огромное движение на улице:

— Извините пожалуйста, вы, кажется, что-то сказали относительно нашего молока?