Трое на двуспальной кровати (СИ)

Когда провел языком дорожку от влагалища к клитору, уже знал, что Этери не спит. Подтверждением стала рука, прижавшая его голову к промежности. Выдохнул довольный смешок в женскую влагу и мякоть. И углубился в дегустацию. Напробовался, наласкался, наслушался низких тягучих стонов и входил как к себе домой в раскрытую и готовую к его приходу плоть.

Наверное, никогда и нигде, даже у них не будет повторения такой абсолютной близости, как этим утром. Выдыхая в мужское плечо благодать послестрасти Этери прошептала:

- По-моему, во мне не осталось ни одного места и ни одной клетки, про которую ты ничего не знаешь. И, кажется, ни одной мысли.

- Ну почему, я до сих пор не знаю, любишь ли ты меня,- вдруг услышала в ответ.

- Ты серьезно?- даже глазами захлопала,- Если уж все, что было прошедшей ночью - не ответ, что тогда вообще ответ?

- Ты ни разу мне этого не говорила,- философски пожал плечами Дудаков,- по крайней мере, желая, чтобы услышал. Так что, я могу только предполагать, а знать не могу.

- Я не понимаю, зачем нужны слова в таком вопросе,- как-то вся резко похолоднела и отстранилась.- Где моя одежда?

- Там же, где и моя. В столовой,- Сергей тоже встал, завернулся на талии в покрывало.

- Иди в душ, я принесу,- и, путаясь в ткани, направился к месту вчерашней плотской вакханалии.

Последний раз вслух, глядя в глаза мужчине Этери сказала: “Я тебя люблю”, когда принесла результаты анализов и осмотра, говорившие, что она ждет ребенка.

- От этого надо избавиться,- коротко потребовал отец Диши.

- Зачем? Я тебя люблю. Я хочу нашего ребенка,- пробормотала девушка, чувствуя, как выкатывается слезинка.

Она потом еще долго его любила, даже закрыв для себя отношения. Очень долго. Много дольше, чем он был реальностью в их с Дианой жизни. Но беспомощных слов любви больше не говорила. Ни ему. Никому другому.

========== Часть 126 ==========

Сергей, конечно, понял, что надавил на что-то больное и тяжело пережитое, да и не пережитое, может быть, до конца. Смутился своей неудачной почти шуткой. Но, что поделать, он хотел, чтобы его любили вслух, громко, можно и прилюдно, хотя и необязательно. И словами тоже, хотя в душе понимал, что любить больше, чем сейчас его любит Этери, вряд ли вообще можно, тем более в их возрасте. Даже побаивался ее оставлять одну, а ведь через три дня просто необходимо будет улететь. Ждет Новогорск. Спортсмены. Коллеги. Катька тоже ждет. Он обещал. В аэропортах накупил дочке кучу всякой ерунды, скучая. А разговаривал с ней отсюда, из США, мало и коротко. Разница во времени, конечно, но и погруженность в любимую женщину тоже. Дочь ждала, работа ждала, а он боялся отпустить руку, которую держал, как в тот первый день большой борьбы в Пекине.

Он тогда обнял ее руки своими, почувствовал лед пальцев, до которых испуганное сердце никак не могло дотолкать кровь. Сжимал их, перебирал косточки, растирал своими руками, давил до боли, чтобы помнила реальность, себя, их всех.

Сейчас, конечно, не то. Там был шок, боль, страх. Тут - противно, будто зудят по телу насекомые. Реагировать - нельзя. Не реагировать - тоже нельзя. Усугублять все это безумие неуместными шуточками про любовь - тем более нельзя. Но уж как вышло.

Забрал одежду, аккуратно оставленный на углу тщательно вытертого и Сережа не сомневался, продезинфицированные стола, потому что, мало ли что ненормальная парочка на нем вытворяла среди ночи, хотя вот именно стол они пощадили. Ну, почти. Крышку на баночке закрутил плотно. Им это успокоительное и отвлекающее еще понадобится дома. Неоднократно. Сезон впереди как никак. И сезон страшный и трудный безвестностью.

Вернулся назад. Заглянул в тесную каморку с душем:

- Я вещи принес,- доложил в шум воды.

- Спасибо,- сквозь струи прозвучал ответ.

Конечно, один неловкий разговор их не рассорит. Просто проведена пограничная линия, за которую хода нет. Может, пока. Может, вообще. Хотелось, чтобы однажды у нее появились силы и смелость на простые три слова, но иногда мы не в силах врачевать раны, даже если единственное, чего хочется - исцелять.

Из душа Этери вышла в полотенце на голове и капельках недовытертой воды на коже. Появилась возможность полностью разглядеть ее. Сережа даже присвистнул, глядя на следы и отметки, оставленные им практически по всей женщине:

- Не слабо мы расслабились,- покачал головой.

Этери сначала не поняла, потом проследила за его взглядом и махнула небрежно рукой, перекидывая волосы вперед и наклоняясь, чтобы подсушить их. Из-под полотенца и каскада белых кудрей донеслось:

- Ты тоже красивый. Местами я даже не поняла, что делала с тобой, чтобы так наоставлять синяков.

Дудаков, проходя мимо, шлепнул по торчащей попке и скрылся в мини-ванной. Вряд ли вообще кто-то из них вспомнит в деталях все, что они успели перепробовать за вечер и ночь. Столько секса у пятидесятилетнего Дуда не было так давно, что вспомнить страшно, а надеяться на повторение просто опасно для здоровья.