Трое на двуспальной кровати (СИ)

Потом он ушел в работу, как улетел на соседнюю планету. Изредка созванивались. Точнее звонила Оля, Даня лишь разводил виртуально руками, де, не обижайся, кроха, я сложный экземпляр, живу этим долбаным льдом. Как-то пошутил: “Жди меня, как девушка из армии! Вернусь, отдам все долги!” И почти совсем пропал. Мерцал далекой звездой. А потом пригласил отмечать Новый год.

Тут уж Ольга точно не хотела сопротивляться, а он возьми и наберись до состояния нестояния. Пьяно признавался ей, что она такая хорошая, всегда готова быть с ним, на таких надо жениться. Языком мел, а телом не смог. Обнял и заснул, храпя в голую грудь Оли. Кто бы знал, что ее жизнь будет отныне перемежаться этим пьяным храпом. Трезвый он находил по большей части какие-то более интересные дела. И днями, и ночами. Хотя бы с той же Этери. Вот чем они там полночи занимались?!

Ревновать своего мужчину к женщине под пятьдесят было совершенно глупо. Оля себя в этом убеждала, когда SOS становился невыносимо громким. Да и потом, в чем смысл этой ревности? Как она может хоть что-то изменить? Увольняться Глейхенгаузу было глупо, а значит никуда пресловутая Этери со всеми ее руками, кудрями и прочими достоинствами и недостатками не исчезнет. Да и не уволится он. Он скорее Олю из своих девушек уволит. Вот интересно, что по поводу всего этого думает Сергей Викторович?

А Сергей Викторович вообще ничего по этому поводу не думал. Он один раз попросил Этери ограничить общение с хореографом исключительно работой и жил себе спокойно, потому что, если нет, значит - нет, рано или поздно выплывет само, а если - да, то зачем нагнетать. У него в кровати сейчас спала на редкость красивая, что намного важнее, любимая женщина. Светлые кудри закрывали половину лица, рука обхватывала угол подушки, длинная нога высунулась из-под покрывала и дразнила взгляд аккуратной розовой пяткой. Так что в жизни Сергея Викторовича все было отлично. И прожить в этом “отлично” он собирался максимально долго. Сколько та самая жизнь позволит.

Все телефоны он попросту вырубил, чтобы не мешали отсыпаться, по комнате не бродил. Любовался. Сколько ни есть, а это его время. Глупо и неразумно хотелось позвать эти кудри, пятки, руки и все,что неотъемлемо прилагалась к ним замуж, хотя адекватно и взросло было ни дай бог не шатать сложную едва удерживающую равновесие конструкцию собственных непростых отношений со всеми. Вытащил из кармана кольцо. Бессмыслица же вот. Снимает, заходя в номер, надевает, выходя в люди. Получается - врет всем. Себе в первую очередь.

Сергей вздохнул. Выхода он не видел, как минимум для сытых волков и целых овец. Что-нибудь да перекосит. У него так было относительно недавно. Вроде вот только уравновесил с грехом пополам.

Когда Ксюша “обрадовала” скорым прибавлением в роду Дудаковых, Сережа подумал - амба! Одно дело - спать с молодой и интересной, а другое завязаться на всю жизнь в ребенка. Поменять семью по сути. Обидеть жену. Впасть в полную немилость к сыну. У Дуда была масса недостатков, но свою семью он ценил. Даже сейчас, прикипая все больше к Этери, не имел понятия, как это не будет родных людей? Ну, вот как это, когда нельзя прийти домой и просто рассказать о своих проблемах, зная до запятых и тире реакцию женщины? Как делиться тем же с Этери он даже представить не мог.

Каяться по поводу свеженькой родившейся Катьки пришел сразу. и помнил белые губы супруги, ее молчание. И тихий вопрос: “Тебе чемодан собрать?” Умолял, даже плакал, прося понять, простить, поверить, что все случайность, черт попутал, бес нашептал. Пьяная глупость! Никуда он не пойдет. У него только одна семья. И вот… теперь еще ребенок. Ничего страшнее усталого и безнадежного: “Уйди!”,- сказанного теми самыми белыми губами, он никогда не слышал. Три недели жил на даче. Уже начал искать квартиру, чтобы переехать поближе к работе, когда его простили. С условием, конечно.

- Сереж, если это была случайность, я полагаю, больше не будет действий, к ней приводящих повторно?- он согласился.

Сразу, безоговорочно на все. Да и сам отгорел окончательно. Так что даже трудно не было. Ксюше сначала было сильно не до половых радостей. И не они ее в первую очередь волновали. Ее беспокоил собственный социальный статус и положение ребенка.

Дудаков просил подождать. Пусть все течет своим чередом, олимпийский цикл только закончился, новый, тяжелейший, начинается, совсем лишнее устраивать суету на личном фронте. Катьке приближалось к году тогда.

- Запомни, Рыжик,- напряженно говорила Ксюша, кося глазами на ребенка на руках у отца,- пока ты мне никто, ей ты тоже никто!

Катька гулила и хватала Сергея за нос. Это было условие. Жестокое.

- Я мало плачу за то, чтобы быть ее отцом?- огрызнулся Дудаков.

- Деньги решают не все, Рыжик,- разумно, но не менее жестоко ответила Ксения.

- Ксюш, чего ты хочешь?- дочь выворачивалась, требуя спустить ее к игрушкам, и Сережа дал ребенку волю.- Я не смогу общаться с тобой и делать вид, что эта девочка мне никто. Да и не захочу.