«Трое на качелях» и другие пьесы

Альдо. Ну… существуют пределы и его всемогуществу. Он и так сделал почти невозможное. Ты не считаешь, что мы были очень-очень далеки друг от друга? Найти и свести нас – это, действительно, гигантский труд… даже для Бога. Теперь мы вместе, и нужно уметь довольствоваться этим.

Розмэри. Мы с тобой никогда не занимались любовью.

Альдо. Я помню. Очевидно, в этом не было необходимости.

Розмэри. Будь мы герои фильма, это бы случилось.

Альдо. Когда станем ими, так и сделаем.

Розмэри. Хочется спать.

Альдо. Поспи.

Розмэри. Послушай, а ты не мог бы спеть мне колыбельную?

Альдо. Колыбельную?!

Розмэри. Ну да, мне было бы приятно.

Альдо. Как те, что тебе пела твоя мать?

Розмэри. Няня, если быть точной.

Альдо. Но я… я не знаю ни одной колыбельной! У меня не было нянек!.. Хотя подожди… да-да, однажды… я плохо помню… мне это рассказали, когда я уже вырос. Я был совсем маленький и не хотел засыпать, и тогда мой отец взял меня на руки и – так мне рассказывали – и попробовал спеть что-нибудь, чтобы я заснул. Но и он тоже не знал ни одной колыбельной. И тогда он спел… на ритм колыбельной… это семь восьмых, если тебе интересно… он, бедняга, спел мне ту песню, которую знал… Он спел мне Интернационал…

Розмэри. Интернационал? А что это за песня?

Альдо. Уж точно не колыбельная. Слова и всё совсем другое. Это главный революционный гимн. Не думаю, что он звучал когда-нибудь в твоем доме…

Розмэри. Ты мне ее споешь?

Альдо. Интернационал?!

Розмэри. Колыбельную…

Альдо. Если только без слов, ладно?

Розмэри. Давай только мелодию. Так: «ммммм».

Альдо. Хорошо. Попробую. На семь восьмых.

Розмэри поудобнее устраивается в его объятьях.

Альдо, медленно баюкая Розмэри, запел Интернационал на семь восьмых, превратив его в колыбельную. Поет сначала с закрытым ртом. Потом добавляет слова типа: нинана-нанана, нинана….

Розмэри засыпает.

Пение продолжается еще некоторое время, понемногу затихая, пока Альдо не засыпает сам.

Мелодию подхватывает скрипка. Сначала робко и едва слышно, затем все громче и увереннее, пока свет не погаснет.

Конец

Постскриптум

Театральная работа в принципе не нуждается ни в каких-либо пояснениях и какой-либо дополнительной информации.

Когда вы смотрите «Ромео и Джульетту», вам вовсе не обязательно знать что-то об Италии XV века: есть две враждующих семьи, и два юных существа, которые любят друг друга, несмотря на ненависть, разделяющих их семьи. Вот и все. И этой драматической ситуации достаточно. Если вы, к тому же еще и знаток этого периода итальянской истории, это пойдет вам только на пользу, но не является обязательным и необходимым условием для понимания происходящего в пьесе и на сцене.

Сказанное относится и к пьесе «Во имя Отца». Здесь тоже два человека, Альдо и Розмэри, встречаются в своего рода «прихожей вечности, чистилище». Очевидно, что они завершили свой земной путь, и для того, чтобы достичь Вечного Покоя, который обещают человеку все религии, они должны «очиститься, освободиться» от груза прожитых лет, рассказывая друг другу собственные истории. Словно исповедуясь перед священником или психоаналитиком.