По тропинке спускалась девочка, напевая что-то себе под нос. Она не могла видеть Давида, потому что несла на плече большую кипу белья, закрывавшую ей обзор, и Давид также не сумел разглядеть ее лица. Но сразу бросилось в глаза, что спина ее была слегка горбатой, а слова ее песенки странно знакомы… ну конечно, это те самые слова, которые каждый вечер папины пациенты повторяли в больничной палате под звуки миниатюрного пианино, на котором играла одна из сестер.
Душу заблудшую спас Иисус,
Сердце померкшее к жизни призвал.
Бережно раны мои обвязал;
С Ним я уже ничего не боюсь!
– Лейла! – завопил Давид, как птица, метнулся к ней, опрокинув узел белья, посыпавшегося на тропинку. Лейла вскрикнула, попятилась и чуть не упала от неожиданности.
– Это я, Давид, сын врача, – воскликнул Давид, тут же забыв об усталости. Его лицо светилось от счастья. Лейла узнала его, но решила, что ей это снится. Упершись руками ему в грудь, она пристально разглядывала мальчика. Но осознав наконец, что перед ней действительно ее юный друг, девочка расплылась в улыбке.
– Ах, Давид, это ты! – вымолвила она, и больше не смогла произнести ни слова, потому что слезы радости хлынули у нее из глаз и тонкими ручейками побежали по щекам. Стройные крестьянки с большими, загорелыми руками побросали белье на камни и обступили детей, но Давид уже никого не боялся. Он смотрел на них и смеялся, а они смеялись в ответ, разглядывая его стриженные волосы и голубые глаза. Потом женщины заметили Ваффи и разом заговорили, перебивая друг друга и, наверное, сгорая от любопытства.
Ваффи сидел на корточках под оливковым деревом. Он так устал, что не мог больше стоять на ногах, но у него еще хватало сил рассказывать о том, что приключилось с ними этой ночью, не упуская подробностей, но, помня об обещании не говорить о ружьях. Ваффи обратил особое внимание на то, что он и Давид ничего не ели со вчерашнего вечера и не отказались бы от сытного завтрака. Женщины сгрудились вокруг ребят, то и дело издавая возгласы удивления, некоторые из них хватались за головы руками, слушая рассказ Ваффи. Это были простые, бесхитростные женщины с добрыми сердцами, им не терпелось отвести мальчиков в свои дома и накормить их; но честь эта по праву принадлежала Лейле. Девочке не часто выпадал случай продемонстрировать свое великодушие, тем более что на этот раз ценою ее стараний оказался Давид.
– Пойдемте, – с важным видом сказала она, подбирая разбросанное белье и увязывая его в узел. – Я отведу вас в дом моей хозяйки.
И Лейла пошла по тропинке, а Давид с Ваффи последовали за ней, ощущая прилив сил от одной только мысли о еде и отдыхе. Вскоре они поравнялись с плотными зарослями кактусов, которые, подобно забору, окружали глиняную хижину. Два маленьких мальчика играли на ее крыльце, а в дверях сидела женщина, замешивала тесто для хлеба. Давид сразу узнал ее. Это была та самая крестьянка, которую он встретил на утесе в тот день, когда Лейлу забрали в больницу.
– Госпожа, – обратилась Лейла к своей хозяйке, – в нашу деревню пришел сын врача. Он и еще один мальчик шли сюда с берега моря пешком. Мы должны покормить их и отвести домой.
Женщина, услышав эту новость, немедленно поднялась и проводила мальчиков внутрь дома, где было тихо и прохладно. Она знала, что лучше быть в добрых отношениях со всеми, кто так или иначе связан с больницей, ибо, как знать, кому уготована судьба попасть туда следующим? К тому же, она была сердобольной женщиной, и вид двух измученных, измазанных грязью детей вызвал у нее жалость. Она приготовила бамбуковую подстилку и принесла парного молока с большим ломтем ржаного хлеба. Лейла же сбегала во двор и вернулась, держа в руках два коричневых яйца, затем вылила их содержимое в сковородку и раздула огонь. Почуяв запах шипящего на огне масла, мальчики нетерпеливо заерзали от предвкушения завтрака. В доме не было ни ложек, ни ножей. Все ели из большого глиняного блюда, макая в масло куски хлеба и подбирая все до последней крошки.
– Хотелось бы поскорее попасть домой, – сказал Давид, но сил на то, чтобы осуществить это «скорее» у него уже не осталось, да это теперь и не имело особого значения. С Лейлой он чувствовал себя в безопасности, зная, что она все устроит наилучшим образом. Хозяйка передвинула подстилку в тихий, темный угол хижины, подложила подушки под головы мальчиков и накрыла их пестрым одеялом ручной работы. Даже забыв «спасибо» или хотя бы «спокойной ночи», бедные дети мгновенно заснули мертвым сном.
Глава девятая Лучик света