Трое против Нави

Внезапно всё кончилось. Всё. Красочные фантасмагорические картинки исчезли, и утомительно долгое падение прекратилось.

Я очнулся и несколько минут лежал с закрытыми глазами. Тяжелая пелена постепенно сползала с глаз, но так медленно, и с такими неприятными ощущениями, что я никак не мог прийти в себя окончательно.

Мало-помалу моя способность воспринимать восстановилась. Ноздри донесли до меня запахи дыма, слегка влажной земли и свежей зелени. Чуть позднее вернулся мир звуков, полный птичьего шума, возни насекомых и треска горящих сучьев. Спустя еще какое-то время до меня дошло, что я лежу лицом вниз на прохладных и очень неудобных бугорках, а жесткие травяные стебли беспрепятственно впиваются в мое нагое тело. Мне стало холодно и страшно, отчего я тут же принял позу эмбриона.

Где же моя одежда? Почему на мне нет даже самого необходимого ее минимума? Моя тревога стала усиливаться. Собрав в узел обрывки мыслей и воспоминаний, я решил, что со мной произошло нечто ужасное, так как я нахожусь вовсе не там, где должен. Последним эпизодом, который я помнил, была идиотская выходка с распитием неизвестного напитка, обнаруженного моим другом Александром Юдиным в нашем холодильнике. Я должен бы лежать на столе или, по крайней мере, на полу возле него, но докучающая трава наглядно доказывала ошибочность моего вывода. Где же я в таком случае?

Вопрос был не праздным. Он требовал ответа, причем немедленно. Я поймал себя на мысли, что боюсь открыть глаза, так как мне вдруг живо представилось, что пока я находился без сознания, меня ограбили, раздели, избили до полусмерти и выбросили в окно, а над моим телом, измазанным кровью, собралась толпа зевак. Бр-р!

С другой стороны я чувствовал себя вполне сносно, поэтому возникшая в моем воображении картина сама собой исчезла. Тогда я, решив покончить с неопределенностью, открыл глаза и рывком сел, готовясь, если понадобится, защищать свою жизнь.

От резкой смены положения тела в голове помутилось, и я, пытаясь сохранить равновесие, оперся ладонями о землю. Кровообращение быстро нормализовалось, но я заметил это не сразу. Картина, представившаяся моему взору, была чересчур уж фантастична, чтобы я мог поверить своим органам чувств.

Насколько можно было судить, я находился на самой высокой точке небольшого плато, обрывающегося довольно резко километрах в десяти к востоку от меня. Сзади, в стороне, где солнце уже проделало большую часть своего пути по небосклону, его сплошь покрывали густые, непроходимые, как мне показалось, леса. Взгляд затерялся в могучей чаще и, словно испугавшись, вернулся назад.

По моему мнению, высота плато была не велика, но я никогда не отличался точным глазомером, поэтому наверняка определить не мог. С этой стороны деревьев было поменьше. Маленькие рощицы располагались там и сям посреди степи, кое-где имевшей серо-зеленый, а кое-где и совершенно желтый цвет. Ниже плато лежала холмистая равнина, усеянная блестящими в лучах солнца зеркалами речушек и прудов. Равнину почти пополам делила более широкая река, один край которой терялся за горизонтом, а другой впадал в узенькую лагуну, зеркальный лоскуток глубоководья, вклинившийся в долину у самых отрогов гор. За рекой местность начинала повышаться, переходя в низкий скалистый кряж, который перетекал в приземистую горную гряду. Полоска лазури, блестевшая за ней, говорила о том, что я нахожусь на небольшом полуострове, который с трёх сторон омывается волнами колыбели жизни.

Пейзаж был настолько насыщен яркими контрастными тонами, что казался почти нереальным. Но меня, признаться, поразила не столько фантастическая красота места, сколько отсутствие в обозримых окрестностях всяких следов цивилизации. Я не смог разглядеть ни одного строения, дороги, линии электропередач, ровно ничего, напоминающего о деятельности человека. Природа этих мест была девственно чиста и нетронута воздействием технического прогресса.

Пресытившись чудесными далями, я вспомнил о своем положении и оглядел место, на котором восседал в костюме Адама. Им оказалась обыкновенная полянка, окруженная сосновыми зарослями, в центре которой я и застал пробуждение своего бренного тела. В воздухе вились всяческие мошки, где-то неподалеку журчал ручей. С этим я готов был смириться, но рядом присутствовала обескураживающая деталь: трещал сучьями костер, у которого спиной ко мне сидел на корточках заросший косматыми седыми волосами старик, облаченный в одеяние, сшитое из шкур животных. Он глодал ножку какого-то мелкого копытного. Над пламенем румянились кусочки мяса и несколько рыбин, нанизанных на прутья. Повсюду было много золы.

Присутствие постороннего человека привело к тому, что мои кисти непроизвольно прикрыли низ живота, и только после этого приступа стыдливости заработал мой мозг.