Я пребывал в полной растерянности, да признаться, и было, от чего: я не знал, ни кто этот старик, ни что это за местность, и, главное, абсолютно не помнил, как я тут очутился. Сколько я ни напрягал память, мне не удавалось выудить из нее ни одного намека, хоть как-то объясняющего необычность происходящего. Тщетно. В голове был вакуум. Но в том, что происходит нечто невероятное, я не сомневался. Находясь в полной дезориентации, я не знал, что и думать.
Как бы то ни было, чувствовал я себя неплохо и был готов действовать. Оставалось только выяснить, как именно.
Хотелось есть, из чего я сделал вывод, что с момента моей отключки прошло много времени. Я попытался уцепиться за этот факт, но не смог построить на его основе никакой целостной картины, хоть чем-то проясняющей ситуацию. Единственное, что приходило на ум, так это то, что я находился без сознания довольно длительное время, за которое, пользуясь моей беспомощностью, какие-то люди или обстоятельства перенесли меня сюда. Но кому и зачем это могло понадобиться, оставалось неизвестным.
Уткнувшись в границы собственной беспомощности, мое социальное сознание сфокусировалось на чавкающей фигуре старика. Похоже, что он был единственным источником, способным предоставить мне какие-либо разъяснения.
Интересно, кто он? Лесник, егерь, охотник? А почему так странно одет? Слегка смахивает на лешего. Леший… Откуда в нашей округе такие леса? Я почувствовал себя еще неуютней, так как сообразил, что по всем признакам мой дом отсюда далече. Ну и дела! Сидеть нагишом за тридевять земель от родной постели без всякой информации о том, что к чему – что может быть нелепее!
Ситуация осложнялась тем, что я находился в полном неведении относительно намерений этого субъекта. Слишком мало я знал, чтобы строить предположения. Но лучше исходить из версии, что дружеских симпатий он ко мне не питает. Кто знает, может, именно он и есть причина моего появления здесь.
Я оценил свою мускулатуру и пришел к выводу, что мне следовало почаще посещать тренажерный зал. Под кожей дедули перекатывались мощные узлы, практически лишавшие меня шансов. Опасно тягаться с ним один на один. В случае чего придется уносить ноги. Было бы неплохо с ним мирно поговорить, но кто знает, чем это закончится? Вот я влип!
Пока я размышлял, закусив губу, случайность взяла мою судьбу в свои руки. Возможно, я сбежал бы, не поднимая шума, и блуждал бы в этих лесах до смерти, но, Бог свидетель, этого не произошло, чему я впоследствии не раз воздавал благодарственные молитвы.
Старик покончил с ножкой, неумело подавил отрыжку и, не заботясь об экологии, швырнул обглоданную кость через плечо. Конец траектории ее полета предположительно совпадал с областью моего паха, и я, опасаясь за свое здоровье, машинально поймал ее. Дед в шкурах протянул было руку за новой порцией мяса, но, не услышав звука падения, насторожился и повернулся в мою сторону. Я ругнулся про себя, понимая, что возможность незаметно улизнуть, безвозвратно утрачена. Я стоял перед ним в напряженной позе, напуганный, нагой и беззащитный. Мелькнула шальная мысль шмыгнуть в заросли и скрыться, но я понятия не имел, как попасть отсюда в знакомую местность, к тому же, показываться на глаза в таком виде рискованно. Будь что будет, но я обязан, во всяком случае, поговорить с такой колоритной личностью. Я подавил свербеж в пятках, сжал кость покрепче и стал рассматривать таинственного старика. Седые всклокоченные пряди волос, жесткая борода, грубая загорелая кожа. Зато в глазах не было признаков агрессивности. В них светилась мужественность, сила и неожиданная мягкость. Я исподволь почувствовал к нему приязнь.
Старик улыбнулся, показав желтые, но крепкие зубы и поприветствовал меня кивком головы. Вопреки моим ожиданиям, он вернулся к своему занятию и, взяв кусок мяса, продолжил невозмутимо жевать, жестом пригласив меня разделить с ним трапезу.
Немедленной угрозы не последовало, и я немного успокоился. Подобравшись поближе, я присел рядом с ним на колени и принялся наблюдать за его действиями.
Порция мяса была тщательно пережевана и отправлена в желудок. После этого дед соизволил обратиться ко мне.
– Гандхарва, – произнес он. – Месламптаэ Ирий яррита?
Слова произвели на меня неизгладимое впечатление. Язык, с одной стороны, был мне не знаком, с другой стороны, чему-то внутри меня показался очень близок. Я погрузился в размышления, почему он кажется мне знакомым, и внезапно обнаружил полную неспособность произносить в голове слова. У меня перехватило дыхание, заколотило сердце, по оси от темени до солнечного сплетения забегали мурашки. Я застыл с открытым ртом, в панике чувствуя, что мой мозг раздувает изнутри, словно мыльный пузырь, и он вот-вот лопнет.