Трое с десятой тысячи

Но прежде чем Майк успел ответить, к Альке подбежал ее брат.

— Теперь наша очередь, Алька, — сказал он. Антонов ахнул от изумления.

— Догадались? — спросил он.

— Да, — сказал Ион. — Я тоже. Шансы Беты были слишком малы. Единственный, кто может их спасти, — это тот, кто с первой минуты тревоги летит им на помощь: Разведчик и мы.

— Это так? — спросила Алька.

— Да, — в один голос ответили Майк Антонов и Назим Шумеро.

— Говорите, что делать?! — потребовала Алька.

СИГНАЛ ТРЕВОГИ УЖЕ ДОСТИГ ЗЕМЛИ и вскоре должен был дойти до сферы Меркурия и околосолнечных станций.

Итак, о несчастье на Разведчике уже знало большинство человечества. Прошло всего несколько минут, и везде, где только находились люди, стало известно о катастрофе на Десятой Тысяче.

Основной закон космоса, установленный еще в начале эры, говорил: «Никто не остается один на один с космосом». Люди были верны этому закону. А думать о катастрофе значило прежде всего думать о том, как помочь.

Так оно и было.

Самые выдающиеся ученые мира, самые известные боевые пилоты, самые опытные космонавты думали о том, как спасти отважных исследователей, затерявшихся в метеоритной реке.

В миллионах человеческих домов люди направляли свои мысли к попавшим в катастрофу в секторе Десятой Тысячи. Миллиарды телеэкранов передавали волнующие отчеты о захвате космолетов Рекой (позже ее назвали Черная Река). Без преувеличения можно сказать, что с той минуты, когда тревожная весть с Разведчика дошла до человечества, большая его часть посвящала людям с Десятой Тысячи все свои чувства и мысли.

И в то же время одно лишь было бесспорно, и это понимали почти все. Об этом говорили электронные машины. Это повторяли люди. Думали об этом и те, которых Черная Река несла в неведомую пустоту Вселенной. А именно: единственные люди, у которых есть хоть какие-то шансы спасти оба космолета, — это те, кто сейчас находится на Разведчике. Иначе говоря: Ион Согго, четырнадцатилетний мальчик, родившийся в столице Сатурна Аккре, и близнецы с Земли — Алик и Алька Рой.

Понятно, что в мировую систему связи не включали изображения Центрального Зала Разведчика, в котором находились эти трое. Однако за ними напряженно наблюдали на своих экранах несколько тысяч специалистов, призванных в штаб спасательной операции. Потому что, независимо от добровольных заявок со всех спутников и планет, именно они были теми, которых вызвали, чтобы обдумать наилучший путь спасения.

И вот еще что. Когда Алька спросила: «Что мы должны делать?» — и когда ребята втроем подошли к экрану, глядя на Антонова в ожидании приказа, мысли огромного большинства людей совпали.

А выглядели эти мысли примерно так: «Я гордился бы (или я гордилась бы), если б это были мои дети».

Антонов наклонил к Альке свое прекрасное черное лицо и откинул падающую на лоб прядь волос.

— Я гордился бы, — сказал он басом, звучавшим, как растревоженный набат, — если бы вы были моими детьми.

У Альки заблестели глаза.

— Прости, — сказала она. — Но я спросила: что мы должны теперь делать? Почему ты не отвечаешь?

Антонов наклонился так низко, что прядь волос опять упала ему на глаза.

— Простите, — сказал он. — Но я имел право посвятить еще минуту этим, может быть, излишним похвалам. У нас еще есть довольно солидный запас времени, прежде чем Разведчик догонит Реку и вы сможете приступить к операции.

— Какой запас? — спросил Ион.

— Сто пятьдесят шесть минут, — с улыбкой ответила Долорес. — Позвольте сказать вам, что я тоже гордилась бы, если б…

Алька охнула так, что Долорес оборвала фразу на полуслове, а улыбка застыла у нее на губах. Но Алька тут же попросила прощения.

— Прости, — сказала она. — Я веду себя как ребенок. Но я действительно волнуюсь. Ведь я…

Она не докончила.

Что она хотела сказать? Специалисты, наблюдавшие эту сцену, в девяноста случаях из ста дали такое продолжение: «Ведь я… очень люблю Чандру и Яна». Остальные утверждали, что должно было прозвучать так: «Ведь я… очень сильно люблю Чандру и Яна».

Но Алька не была бы Алькой, если б она говорила вслух такие слова. Она только потерла ладонью лоб отчаянным, жалобным жестом.

— Майк, — сказал Ион. — Мы, конечно, очень гордимся тем, что вы очень гордились бы, если бы… и так далее. Но только нам больше всего хочется выяснить наши возможности и узнать наконец, что нам предстоит делать.

В этот момент в командном пункте Базы, где находились Майк и Долорес, послышались два мощных удара гонга: этот сигнал означал, что супермозг Базы выполнил полученное задание.

— Ты спросил в самое время, — сказал Назим.

Майк повернулся к Альке с улыбкой:

— Видишь, милая? — сказал он. — Мы не так уж виноваты, как вам казалось. Просто мы тоже ждали… его.

Тут он кивнул в сторону зеленого огонька. Это был глаз супермозга, который с добродушным удовлетворением и чувством хорошо исполненного долга мигал им своим зеленым зрачком.

* * *

— Итак, — сказал глубоким басом Майк, — внимание.