Трое суток норд-оста

Он поморщился, вспомнив, что валюта, которую собирается прихватить с собой, не вся его. Чтобы проглотить застрявшую в горле тоску, хлебнул из стакана. И подумал, что только по дружбе, без платы, дело ненадежное.

- Вот ты, - сказал, ткнув пальцем в Доктопулоса, - получишь двести, а вы оба - по сотняке. Дайте-ка ваши пропуска.

- Зачем? - насторожился Кастикос.

- Туго ты, брат, соображаешь. В нашем деле это снижает проценты, заруби на своем длинном носу.

- Соображать - твой дело. Ты рисковать.

- А ты не рискуешь?

- Я ухожу, ты остаюсь.

Как ни пьян был Гошка, а все же заметил, что Кастикос вдруг переменился, то был подобострастен, а то стал настороженно-хитроватым, что-то прикидывающим. По привычке, выработанной общением с иностранцами, решил, что тот просто набивает цену.

- Не поскуплюсь. А вот насчет риска... Я должен быть уверен, что ты тоже готов. Один за всех, все за одного. Равенство. Понятно?..

- Понятно, - засмеялся Кастикос и похлопал Гошку по плечу.

- А если непонятно, то надо - зад об зад и кто дальше прыгнет. У нас равенство. - Он показал на окно и недобро усмехнулся. - Во всем равенство. Так-то, дорогой греческий товарищ. Давай пропуск и своим барбосам скажи, чтоб выкладывали.

Он взял протянутые греками картонки в пластмассовой обертке, развернул веером, как карты, подул на них и выдернул одну.

- Скажи, пожалуйста, за такую фитюльку - четыреста тугриков.

С пропуском в руке Гошка обошел стол, поднял под мышки совсем обмякшего Доктопулоса, поправил на нем галстук.

- Скажи, там, на фотографии, в твоем паспорте, который сейчас у пограничников, ты на себя похож?

- Похож, похож, - ответил за него Кастикос.

- Красавец! - Он прислонил грека к стене и встал рядом.

- А мы похожи?

- Похожи, похожи! - Кастикос вскочил с места, забегал по комнате, что-то возбужденно начал объяснять своим приятелям.

- Значит, так, уточняю задачу, - сказал Гошка. - Мы меняемся одеждой, и вы двое поведете меня на судно, на своего "Тритона", как пьяного. Вместо него. Пограничники, конечно, ни черта не заметят, поскольку я как он и поскольку ночь и такой ветрище. Вы доставите меня в каюту и будете сторожить, чтобы кто из команды не застукал раньше времени. Потом в каюту придут пограничники проверять паспорта. Мы будем сидеть и пить, чтобы рожи наши были ни на что не похожи. Я будто совсем пьян, а вы - еще ничего, будете разговаривать. И улыбайтесь. Ты, Кастикос, поднесешь пограничнику. Он откажется, а ты обижайся, про дружбу говори. Тогда быстро из каюты выкатятся. Я их знаю: пограничники угощений боятся как черт ладана...

Доктопулос отвалился от стенки и заговорил что-то, размахивая руками.

- Он мало понимает русски, - сказал Кастикос. - Он боится.

- Чего бояться, чего? - забеспокоился Гошка. - Выспишься тут, завтра скажешь - пьяный был. Пригласил я тебя к себе, напоил, а что дальше - не помнишь. Свалишь все на меня, и отправят тебя домой первым же пароходом. Риску никакого.

- Деньга, - сказал Доктопулос.

- Фирма на расходы не поскупится. - Гошка вытряс карманы, отсчитал двести рублей.

- Еще.

Гошка посмотрел на Кастикоса. Тот, будто ничего не слышал, царапал вилкой скатерть.

- На, грабь. - Он кинул через стол несколько червонцев.

Доктопулос разгладил их, накрыл широкой ладонью.

- Еще...

- Черт черномазый!

Гошка пометался глазами, затравленно оглядываясь, кинулся к Вериному столику, достал коробочку, выложил на стол золотое кольцо - давний подарок матери. Когда грек черными пальцами сцапал кольцо, в Гошке шевельнулось что-то похожее на жалость. Но он отогнал это чувство. "Простит Верунчик, все простит..."

- Ясас, - сказал Кастикос, поднимая рюмку и улыбаясь во весь рот. Ваше здоровье. Эндакси...

У дверей нерешительно тренькнул звонок. Гошка вздрогнул, на цыпочках пошел в прихожую.

- Кто? - спросил он, когда звонок затрещал второй раз.

- Вера дома?

- Счас, минуту. - Вбежал в комнату, схватил со стола черную бутылку с недопитым коньяком, пару рюмок и плотно закрыл за собой дверь в комнату.

На лестничной клетке стоял знакомый прапорщик в зеленой фуражке, виновато улыбался, теребил маленький букетик алых гвоздик.

- Верунчик ушла ночевать к подруге, - сказал Гошка, многозначительно стукая рюмками о бутылку. - Велела нам выпить за ее здоровье.

- У вас гости? - спросил прапорщик.

- Свои... собрались.

- Почему же Вера ушла?

- Я ее сам попросил.

- Чтобы она не увидела ваших друзей?

- Не дай бог, вы с Веркой поженитесь, - сказал Гошка, все еще позванивая рюмками. - Вдвоем вы меня до смерти завоспитываете.

- Вера знает, кто у вас?

- Давайте лучше выпьем. Коньяк - во всем городе не найдешь.

- Мне на службу, - сухо сказал прапорщик.

До Гошки вдруг дошло, что служба его в том и состоит, чтобы следить, как бы кто незаконно не переступил границу у пирса.

- Кто же уходит в норд-ост?

Гошка трезвел, и лицо его, и пальцы рук холодели от испуга.

- Уходят.

- "Тритон"?

- "Тритон", - сказал прапорщик, внимательно посмотрев на Гошку. И повернулся, и неторопливо пошел по лестнице, помахивая гвоздиками на длинных гибких стеблях.