Трое в одном доме не считая портвейна

В итоге я вполне продуктивно поработал, зачистил кучу долгов и даже сдал какой-то случайный зачет. Впрочем, хвостов оставалось еще изрядно. Уже вечерело, когда с сознанием хорошо выполненного долга я вышел на улицу. В правой руке я держал портфель, а в левой – неизменную керосиновую подругу. Только тут до меня дошло, что обещал по завершении ночных бдений отзвонить с докладом Беркширу и Поросьяну. Вот так номер! Мало того, что я заснул не во время, так еще и про товарищей забыл! Короткая пробежка, разогретая солнцем, пропахшая мочой кабина автомата, две копейки…

И нулевой результата: ни того, ни другого дома не оказалось. Понять где они по тону длинных гудков также возможности не представлялось. Пришлось отложить общение до дома и, скрипя на поворотах, двинуться в сторону метро, никуда не заходя и ничем не радуя исстрадавшийся организм – наложенный за провинность карантин еще не кончился…

Вызванный на улицу Беркшир был озабочен и печален:

– А, здорово… Ну как дела?

– Да вот, – я скромно потупился, – Переночевал в Доме! Вроде жив и здоров.

– Это ты молодец, – еще более равнодушно произнес Беркшир, – А Поросьян-то пропал. Представляешь – как вчера утром от нас отвалил, так до сих пор ни ответа, ни привета. Еще и дома не ночевал…

– Ну и что! – я не на шутку разозлился, – Мало ли какие у него дела. Не пацан, все-таки. Да и куда он может деться кроме как вкушать портвейн в очередной компании очарованных им и его умом…

– Не в том дело! Мне кажется, да нет, я почти уверен, – Беркшир замялся и вполголоса осторожно предположил, – Его забрали. В Контору. Вместе со спелеологами этими, чтоб не шарили, где не положено. Я всегда говорил – с государством в игры не играют.

Версия Беркшира постепенно захватила и меня. Другой вопрос – что делать дальше? Сунуться на Лубянку: «Тут к вам наш друг затесался, так то совершенно напрасно!» Итог будет малоутешителен – Поросьяна не отпустят, а нас скорей всего убедительно пригласят на беседу. Собственно, ничего дурного за нами нет, но антиобщественное поведение всегда можно навесить… А дальше по проторенной дорожке – телега в деканат, пистон по комсомольской линии, снятие стипендии и так далее. А то и того хуже – Беркширу в его космополитичной Плешке ничего не будет, а у меня как никак режимный Бауманский…

Вот влипли. Тут Беркшир с грустью обронил пару слов про не совсем законные свои делишки имевшие место пару недель назад – студенты из братских стран приторговывали всякой мелочью, а Беркшир оттачивая свое экономическое чутье как-то в этом участвовал… Тут еще я Бледа вспомнил – он тоже не слишком с законом в ладах живет. Правда Беркширу не сказал, слово есть слово. Выходило со всех сторон, что сидеть нам надо тихо и молчать в тряпочку.

Толку от нашей активности Поросьяну все равно не будет, скорей даже вред. Но товарища в беде кидать тоже не дело. Хотя, если подумать, ничего страшного с Поросьяном не случится: побеседуют, повоспитывают, на карандаш возьмут, да и отпустят. В крайнем случае, из института попрут. Мы до магазина прошлись за беседой, и даже до закрытия успели. Но заходить не стали – слишком муторно было на душе. Так и разошлись по домам ничего не решив кроме исконного нашего: «Утро вечера мудренее…»

Утро настало в пол второго ночи – правда, я еще не спал, думал думу и мыслил мысли, пытаясь поймать ускользающую в хаос и бессистемность нить хоть какой-то логики поступков. Своих поступков, разумеется. В трубке оказался сильно нетрезвый Поросьян, требующий немедленной аудиенции у подъезда. Не буду отрицать, что менее чем через десять минут я прибыл на место – Поросьян решительно ходил взад и вперед слегка покачиваясь и спотыкаясь на разворотах. Откуда-то из темноты доносился приближающиеся знакомые шаги – стало быть Беркшир тоже получил приглашение.

– Поросьян! – Беркшир первым завладел пропащим и прижал к груди, – Мы тут чего только не передумали!

Я присоединился к дуэту ни о чем не спрашивая: в конце концов, главное, что мы снова вместе, а остальное выясним потом. Тем более, как выяснилось из первых же слов Поросьяна, никто и никуда его не забирал. Мы с Беркширом облегченно вздохнули, но тут же слово в слово вопросили: «А что же тогда случилось, что ты пропал на сутки с лишним?»

– Да все нормально! – тронутый нашим беспокойством Поросьян дрогнул голосом и почти прослезился, – Я же говорил, что иду на встречу в узком, очень узком кругу. На благо нашего общего, – он подозрительно огляделся – нет ли вокруг посторонних, – именно общего и весьма важного дела.