Трое в одном доме не считая портвейна

 Поросьян выразительно замолчал, а мне было очень плохо. Я не мог больше терпеть – вся это Поросьяновская эпопея, все эти Шекспировские страсти не стоили и двух слов моего рассказа!  Все эти Шерифы, Рексы и прочие, все это сборище, считающее себя великими и могучими, храбрецами из храбрецов… Герои хреновы! Я представил себе лица Поросьяна и Беркшира, когда они узнают, что с этим самым великим и ужасным Бледом прошедшей ночью я преспокойно пил коньяк! Что мы стали почти друзьями. А все эти байки про ужасы и кровавые следы не более чем плод разгоряченной алкоголем и собственным страхом фантазии. Что-то там, конечно, было – Блед ведь сказал «не люблю, когда на мою территорию заходят», но это любому человеку свойственно. Мой дом – моя крепость…

Поросьян, подбадриваемый неподдельным ужасом в глазах Беркшира, продолжал живописать страшные подробности подземной жизни, а я уже успокоился – в конце концов, и в его словах была правда, и в моем молчании. Правда, ведь, она как судьба – у каждого своя и не поймешь до конца, то ли ты ее выбрал, то ли она тебя…

Впрочем, в одну из пауз я вставил, что, мол, переночевал в Доме, как и собирался. Все вроде тихо и спокойно. «Молодец!» – сказал Поросьян. «Здорово!» – согласился Беркшир. И на том спасибо…

Глава 5

  Утренний звонок, который я спросонья принял за привычную побудку, оказался телефонным. Я долго гонялся за будильником, безуспешно нажимая на все его выступающие части, а он, с ехидной ухмылкой на циферблате, всячески увертывался и даже пытался самым бессовестным образом спрятаться. Наконец, когда я придавил строптивца подушкой, а звон не прекратился, я понял – что-то здесь не так, какая-то тут загадка. Мне что загадок мало? Дом этот, клад, Блед… С учебой проблемы накопились – вчера я дело с мертвой точки сдвинул, но этого мало… Только тут до меня дошло, что звон исходил от телефонного аппарата. Пришлось вставать…

Возмутителем спокойствия оказался Беркшир. Речь его была на удивление ласкова и вкрадчива – похоже что-то ему от меня надо. Впрочем, такая манера мне нравится гораздо больше привычки Поросьяна, пытающегося каждый раз повернуть дело так, что вовсе не ему это надо – напротив, он жертвует собой ради окружающих. Грубо говоря, ты предлагаешь ему разделить выпивку или трапезу – исключительно из чувства дружеской солидарности и желания угостить голодного, безденежного товарища, а он (когда дело сделано, разумеется) вместо благодарности и теплых слов в лучшем случае лениво обронит, что портвейн был не высшего качества, да и закуска оставляет желать лучшего.

А может буквально через десять минут в разговоре заявить, что вынужден был из дружеского расположения и искреннего сочувствия помогать объевшемуся и обпившемуся Парецкому избавиться от лишних припасов. И хорошо если подвернется, кто-то знакомый с данной особенностью, а если посторонний? Что он подумает обо мне после слов: «Смотрю – у Парецкого буквально из ушей уже портвейн капает, а он все наливает и наливает! Нехай, говорит, лучше брюхо лопнет, чем харч пропадет. Пришлось мне все бросать и спасать беднягу!»

Короче, Беркшир приглашал меня принять участие в обмере дома, а то у него никак не получится применение рулетки. Якобы он пытался, разумеется, у себя дома, потренироваться, но увы… Понятно, что к Дому он и на пушечный выстрел не подойдет в одиночку, ну, может, глянет издали и назад. И понятно почему – после мокрых следов на лестнице, люка в подвале и приключений Поросьяна. Знал бы он, что со мной прошлой ночью в этом самом Доме приключилось… Но слово есть слово! Так что я в очередной раз героически промолчал о моем госте и согласился помочь.

Тем более Беркшир очень мягко и ненавязчиво намекнул про нечто имеющееся у него и предназначенного для содействия в работе. Нечто имеющееся оказалось парой золотистых банок финского пива KOFF. Не знаю уж, где их Беркшир раздобыл, но вид они имели весьма шикарный. Да и вкус – что надо, не "Жигулевское" по 37 копеек. Мы выпили сидя на привычном уже чердаке и занялись делом.

Надо признать, что в одиночку с рулеткой действительно не справиться. Тут Беркшир все правильно сказал. Один должен конец ленты с колечком держать в нужном месте, например, у стены, а другой – с катушкой идет к искомой точке. Рулетка разматывается по потребности, потом натягивается по возможности и если тот, который конец с колечком держит, его в самый ответственный момент не выпустит, если лента ни за что не зацепится, если деления и цифры в нужном месте не стерлись, то можно узнать расстояние и даже записать его на бумажке.