Два дня спустя, этак на пятый день после Крещения, когда все гулящие пришли в себя и им можно было бы без опаски появляться в присутствии, Фёдор Матвеевич Апраксин размышлял о разном. Беспокойство вызывал тот самый разговор у императрицы, про меховые промыслы в Охотском море. Екатерина, будучи нетрезвой, не сообразила приказать найти первоисточник, а Апраксин не стал искать себе дополнительной работы. Фёдор Матвеевич позже задумался, а откуда, собственно, у князя Мещерского такие странные гости, потом отмёл эти мысли, как несвоевременные. Потом как-нибудь встретимся, перетолкуем, тем паче, что Петра Фёдоровича вызвали в столицу.
Екатерина демонстрировала все признаки старческого склероза, то есть дела минувших дней помнились лучше, нежели, да ещё и усугублённые красненьким, дела вчерашние. Так что шутка про апачского князца быстро забылась, но верный Апраксин уже собирался отправлять гонца к Берингу, и к Тобольскому воеводе, чтоб выдал в сопровождение письма две роты солдат и толкового поручика. Но решил для начала переговорить с Мещерским. Вспомнил Соймонова, и его слова, обращённые к Петру Алексеевичу: "А как вашему величеству известно, сибирские восточные места и особливо Камчатка от всех тех мест и филиппинских и нипонских островов до самой Америки по западному берегу не в дальнем расстоянии найтиться можно. И потому много б способнее и безубыточнее российским мореплавателям до тех мест доходить возможно было против того, сколько ныне европейцы почти целые полкруга обходить принуждены". Второй причиной задержки была старая обида.
Обида на Меншикова за то, что Фёдора Матвеевича обошли в 1704 году и не приняли в монопольное компанейство по добыче морского зверя, не стихла и до сих пор. Хотя, кого-кого, а его-то должны были взять. Но ничего, проиграл тогда, отыграюсь сейчас. И это желание подкреплялось хорошо скрываемой ревностью к Меншикову - в том числе и за практическую узурпацию власти. Хотелось получить доступ к тем богатствам, что описывал неизвестный гость Мещерского.
"Морских солдатиков можно ещё послать, две роты, с верным человеком", - размышлял Апраксин, - "тех, которые не относятся к Военной коллегии. Найти подходящего корабельного мастера, да чтоб построил корабли сообразно обстоятельствам, а не указу". Мысли блуждали в самых приятственных направлениях. Фёдор Матвеевич уже было собрался навестить Мещерских, как явился с обер-секретарь Тормасов. Доложил, что поступила странная челобитная от дворянина Романова и что с ней делать - неизвестно, ибо прецедент был всего один - с пастором Глюком, и то его решал лично вечныя и блаженныя памяти государь Пётр Алексеевич. Действительно, просьб о создании частных арифметических школ и гимназий в Адмиралтейств-коллегию ранее не поступало.
- Ты иди, Иван Афанасьевич, - сказал Фёдор Матвеевич, - я поразмыслю позже. И вели там, чтобы экипаж подавали, устал что-то я, домой поеду. А по Романову наведи справки, да отпиши ему срочно, пусть явится.
Конечно же, старая проститутка Крамер наверняка донесла Меншикову про тот разговор, а Светлейший ревностно следил за тем, чтобы никто не покусился на его прерогативы, в том числе и по способам обогащения. Поэтому надо и свои тайны поберечь.
В средине января, когда внезапно похолодало, и мерзкий ветер с Невы так и норовил выдуть остатки тепла из-под тощей епанчи, в сторону Васильевского острова скакал курьер. Вёз он пакеты из Сената и Военной коллегии Светлейшему князю Александру Даниловичу Меншикову. Навстречу ему, из-за поворота, проскакал чей-то мальчонка, видать хозяева послали по делам. Не успел курьер моргнуть глазом, как в тот же момент потерял сознание от сильного удара в голову. Когда он очнулся, сквозь мутный туман в глазах маячила борода какого-то мужика.
- Барин! Барин! Неужто сомлел?
- Сумка, сумка где? - спросил курьер.
- Вот сумка ваша. Неужто лихие люди позарились на государева человека? - продолжал бормотать мужик. - Все гумаги разбросали.
Пакеты собрали. Курьер с дрожью в руках пересчитал - слава богу, все на месте, иначе не сносить головы. Непонятно только, почему их двенадцать, вроде одиннадцать брал? В голове шумело. Мужик помог взгромоздиться ему на лошадь, и почта была доставлена Меншикову вовремя.
- Робингуды мы с тобой, Мыш, солнцем палимые, - сообщил Костя пацану, отдирая накладную бороду, - благородные разбойники, без страха и упрёка. Все нормальные люди под себя гребут, а мы - от себя подкладываем. Жаль, оценить некому.
Мыш аккуратно укладывал в сумку кожаный ремешок с привязанным к нему мешочком с дробью.
А с утра фактический правитель России читал почту.