Трое за те же деньги (сборник)

Больше остановок не было. Они с ревом въехали в город, огромные шины шелестели по мокрой мостовой…

Ингрэм подождал в тени, пока не проедет автомобиль, а затем торопливо зашагал к соседнему кварталу. Погода загнала пешеходов в дома и поток машин заметно уменьшился; фонари освещали пустые тротуары, а порывы ветра доносили только слабые звуки клаксонов, заглушаемые грохотом тяжелых грузовиков и поездов надземки.

Это был его город, его родина. Вид знакомых мест проникали через ту защиту, которой страх отгородил его от реальности. Ингрэм замер, беспомощно прислонившись к стене дома, словно в поисках прочной и надежной опоры. Сокрушительная волна жалости к самому себе, казалось, лишила его последних сил. У него не осталось никакой надежды. Ощущал он себя больным и слабым. Тело содрогалось от кашля, боль в груди становилась все острее. Слишком много холода и дождя для его несчастного тела…

На другой стороне улицы он заметил магазин деликатесов, и вспомнил про царящее там тепло, пряный аромат еврейских кушаний, множество банок, сверкающих на полках, большой холодильник, полный бутылок с пивом, молоком и напитками. Обычно он покупал здесь сэндвичи. Старик — хозяин делал их такими, что хватало на ужин даже изрядно оголодавшему мужчине.

Но сейчас это был сказочный в своей недостижимости мир. Магазин деликатесов, китайская прачечная, улица, по которой он не раз проходил, погруженный в разные сумасшедшие мысли, стали призраком, миражом. А реальность была позади, в залитом дождем мрачном старом фермерском доме Эрл, Крейзибоун и скрюченный старик.

Что–то двигалось. Он насторожился. Патрульный полицейский вышагивал по пустому тротуару, тень от его дубинки нелепо раскачивалась вверх–вниз по стене. Отсветы фонарей играли на латунных пуговицах, когда он остановился, чтобы проверить дверь магазина.

Дыхание Ингрэма участилось, серебряным облачком повиснув перед лицом. Он пересек мостовую и зашагал к соседнему кварталу; плечи сгорбились в ожидании окрика; звук шагов толкнул бы его на отчаянное бегство…

Через две — три минуты он подошел к аптеке и замедлил шаг, внимательно разглядывая ярко освещенные витрины и большую неоновую вывеску над вращающимися дверьми. Оживленное место с сатуратором, рядами полок с товарами, рецептурным отделом и сверкающими стеклянными шкафчиками, полными парфюмерии и косметики, походило на западню, уютную неоновую западню…

Может быть, они не обслуживают чернокожих, и он станет причиной переполоха, едва войдет внутрь. Позволить себя арестовать… сама эта мысль привела к тому, что нелепый смех забулькал у него в горле. Ограбить банк куда ни шло. Но заказать чашку кофе в заведении для белых…

Следующая мысль заставила его содрогнуться. Как быть с подругой Эрла? Станет ли она помогать? Эрл был в ней уверен, но ведь Эрл дурак. Похоже, он верит, что любая женщина, с которой он спит, становится его рабой на всю жизнь. Но, быть может, эта женщина вовсе не стремится разделить с Эрлом его неприятности. И, прочтя записку, поднимет крик, призывая полицию.

Тут он неожиданно для самого себя зашагал к вращающимся дверям, и вопросы остались без ответа, а страхи ничем не разрешились. Не придя ни к какому решению, он просто стал действовать, бездумно и дерзко. Но Ингрэм понимал: именно мысль об Эрле привела его к аптеке, толкала в эту большую неоновую западню. Он хотел помочь Эрлу; именно в этом заключался факт, бессмысленный и бесцельный, но факт.

Возле стойки с закусками все было чисто и аккуратно; кофейники сверкали под яркими лампами; ряды салфеток в кольцах, сахарниц и баночек с горчицей выстроились, как шеренги оловянных солдатиков. Белокурая официантка приняла у него заказ и аккуратно записала его в свою книжечку: кофе и сладкий рогалик. Перед тем как отойти, она подарила ему краткую безликую улыбку, и он почувствовал, как расслабляются напряженные нервы и все тело погружается в благословенную апатию. Ингрэм положил шляпу Эрла на соседний стул и опустил воротник плаща, чтобы позволить теплу добраться до костей. Немного погодя он огляделся вокруг, стараясь не казаться нервным или опасливым, поворачивая голову неспешно и небрежно. Несколько женщин копошились в том углу, где продавалась косметика, да возле табачного киоска толпились мужчины, выбиравшие табак и сигареты. Прислуга усердно нарезала хлеб, а белокурая официантка с тоской уставилась в промозглую тьму за ярко освещенными витринами.

Ингрэм услышал нетерпеливый голос:

— Я хочу, чтобы эти журналы завтра были убраны с глаз долой. Непрерывная смена посетителей — вот наша задача и цель, Лорен. Люди их листают и загораживают вход. Это нужно прекратить, понимаете?

— Я их утром уберу, мистер Пул.

— Хорошо. А теперь насчет меню обеда…

Голос стих. Ингрэм склонился над парящим кофе, дрожа от возбуждения. Лорен… именно так её звали. Выждав несколько секунд, он оглянулся.