Читаем Троеточие… полностью

Люда подошла к Ксене, та протянула рабочую руку, они всегда, как в армрестлинге, хватались друг за друга, и Людочка рывком поворачивала тетку с нерабочей ногой для обтирания и массажа.

Но сейчас Людка не тянула. Она обняла Ксенину мертвую левую половину и ткнулась мокрым лицом в макушку:

– Спасибо, тетя Ксенечка, спасибо.

– Не благодари. Горшок давай, а то сейчас авария будет.

Чтобы снять деньги, потребуется долгих три дня. Такую сумму нужно было заказать и получить на следующий день. Люда, оглядываясь, прижимала деньги под пальто и кофтой к груди.

Она не поедет в Ильичевск. Вечером выложит перед мужем две толстые пачки, переклеенные банковской бумагой.

– Вот деньги. Это теперь наша мебель, а не ее. Отдай ей завтра.

Толик с удивлением смотрел на деньги:

– Зачем? Где ты их взяла?

– Ксеня подарила. Отдать твоей маме.

– Зачем? Ты что, не понимаешь?! Ей примерещилось что-то, ты что, ее слушаешь? Давно? Ну она такая. Не бери в голову. Верни деньги.

– Нет. – Людка завелась. – Или я сама ей повезу, но тогда будешь меня из милиции выкупать!

– Я понял, – Толик тяжело вздохнул. – Нет проблем. Завтра съезжу.

Он привезет деньги Фене и выложит их на кухонный стол:

– Вот, Люда просила передать. Тут две тысячи. – Помолчит и добавит: – Зачем ты это устроила? – И, не дожидаясь ответа, выйдет из квартиры.

А Людка в это время поедет на далекий поселок Котовского – плакать к маме. Уткнется в Нилины коленки и будет реветь, пока мама с бабой Женей не поедут вместе с ней домой, на Молдаванку.

Евгения Ивановна заглянет в комнату. Ее сестра сидела, припертая подушками, и смотрела телевизор.

– Спасибо, – скажет с порога Женя.

– Не за что, – не оглядываясь, ответит Ксеня. – Я бы ее размазала, гниду. Ты-то чего молчала?

– А зачем? – Пожала плечами Женя, глядя в маленькое окошко своей бывшей комнаты. – Она для меня никто. Быдло необразованное и жалкое.

– А внучку не жалко?

– Внучка могла и ответить.

– Вот и ответила.

– Вот и спасибо.

Женя прикроет дверь и пойдет в гостиную. В этот вечер и во все последующие, оставаясь на ночевку, они вместе с Нилой, несмотря на уговоры Люды, будут ложиться только на пол в детской.

На следующий день, точно на Рождество, в дверь позвонили – на пороге с улыбкой, как ни в чем не бывало, стояла баба Феня.

– С Рождеством, будьте здоровеньки. Я вам пирожки привезла.

Согласно ее крошечному исковерканному жизненному кодексу справедливость была восстановлена и конфликт исчерпан. А значит, снова можно общаться с внучками. Если бы дверь открыл не Толик, а Людка, визит закончился бы не начавшись, а так Феня, весело щебеча, уже шла в большую комнату.

– О бабына радость! А я вам пирожков привезла. Твоих любимых. С творожком.

– Я не хочу пирожков, – раздувая ноздри и стиснув зубы, процедила Юля. – Я поела.

За эти четыре дня она услышала достаточно. Про деньги, про унижение любимой бабушки Нилочки и про то, как Феня ненавидит мамочку. К этому кошмару добавились и новые-старые факты – про сданного в интернат папу. В Людкиной версии это звучало, что она просто выбрала одного ребенка, а второго, нашего папочку, сдала в детдом, чтобы ей легче жилось. И про елку, которой никогда не было, тоже рассказала. Этого было достаточно, чтобы всем детским сердцем искренне и горячо возненавидеть бабу Феню.

Людка Верба – настоящий клятый молдаванский суржик – уже пришла в себя после пережитого и начала мстить. Разумеется, незаметно ударив по самому уязвимому месту противника – любви к внучкам.

Юлька отберет пирожок у Леси и вернет на тарелку:

– Леся тоже не хочет. – Она потянет младшую: – Пошли, чего покажу! – и вернется в свою комнату.

Люда не поверила ушам и выглянула в коридор. Увидев свекровь, она выпучит от удивления глаза и уйдет назад на кухню. А затем решительно вернется в комнату, плюхнется в кресло и врубит телевизор.

– Сделай потише, – попросит Толик.

– Не мешай смотреть наш, – Людка помолчала и подчеркнула: – наш телевизор – очень интересно.

Феня не спеша выпьет предложенного сыном чаю и, весело попрощавшись, уедет, так же демонстративно не замечая общего игнора.

– Простота хуже воровства, – резюмирует Ксеня, когда Людка придет забрать поднос с тарелками.

<p>Сколько хочешь</p>

Если бы Фира Беркович видела, что вытворяет ее правнучка Люда, она бы точно выдала свое фирменное: «Наша порода». Людка, несмотря на тотальную нищету и вечное одиночество при живом муже, умела в лучших традициях молдаванского двора делать «праздник на всю голову» из ничего. И Юлькин первый юбилей было решено отметить с размахом, по-взрослому.

– Ты можешь пригласить одноклассников, – объявила она дочери.

– Сколько?

– Да хоть всех, – опрометчиво предложила Людка.

– Что? Правда можно всех? – У Юльки был очень дружный класс, несмотря на то что повторял в миниатюре всю социально-национальную разношерстность типичного молдаванского двора.

Отвечать за базар – тоже типичная дворовая черта. И Люда подтвердила:

– Ну все же не придут, – успокоила она мужа, но тут же добавила: – И не вздумай, слышишь, не вздумай сбежать в яхт-клуб. В этот день рождения ты мне нужен дома.

Перейти на страницу:

Все книги серии Одесская сага

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза