Вхожу следом. Огромное пространство комнаты поделено пополам стоящей по центру больничной каталкой, рядом с которой стоит медицинское оборудование, высокий крутящийся стул, этажерка для препаратов, а чуть поодаль — кресло-качалка, накрытая покрывалом ручной работы.
На каталке, укрытый по грудь, лежит морщинистый сухой старикан с седыми жидкими волосами. Игорь Михайлович подходит ближе, и я замечаю их сходство. Тот же нос, брови… похоже, они — отец и сын. У меня возникает жгучее ощущение, что Игорю Михайловичу почти физически больно смотреть на своего отца в таком состоянии. Он с сожалением глядит на осунувшегося старика и произносит, обращаясь явно ко мне:
— Сначала родители заботятся о нас, как могут, а потом мы заботимся о них так, как они заслужили, — звучит невероятно задумчиво и загадочно. — Знакомься, Михаил Павлович, мой отец.
Тот вдруг будто спохватывается, начинает вертеть головой и вскоре останавливает взгляд на сыне.
— Что? Кто здесь? Это ты? Уйди, я не хочу тебя видеть! — каркает надтреснутым голосом. — Уйди, Олег! Убирайся!
Игорь Михайлович вздыхает.
— Это я, Игорь, — поправляет отцу подушку. — Твой сын. Помнишь меня, пап?
На этой фразе голос почему-то рычит металлом. Наверное, тяжело любить человека, который принимает тебя за другого и за что-то ненавидит.
— Алла! Алла! — вдруг начинает вопить Михаил Павлович. — Убери отсюда посторонних!
Игорь Михайлович досадливо цыкает и кивает мне на дверь. Кажется, он чего-то хотел от отца, но не добился и теперь злится. Нам навстречу в комнату вбегает Алла и сразу направляется к каталке. Начинает успокаивать Михаила Павловича, а мы выходим из комнаты и идем на выход.
Игорь Михайлович велит Сереже везти нас домой и устало упирает голову в спинку сиденья, всем видом показывая, что сейчас не расположен к разговору. Ну вот и славно. Может, и не придется мне распространяться про Марка? Да плевать на Марка, сейчас меня больше беспокоит ссадина у Игоря Михайловича на щеке. Она широкая и глубокая. Кровь уже запеклась, но если бросить так, кожа срастется плохо! Красивое лицо Игоря Михайловича дополнит уродливый шрам.
Внутри возникает противоестественное желание не дать этому случиться. Сама не знаю, почему. Мне должно быть плевать, но не получается. То ли из благодарности, то ли из просто человеческой доброты, а может, из медицинского долга я хочу обработать и скрепить пластырем края раны, чтобы кожа схватилась правильно.
Вскоре Сережа уже заводит машину за высокие кованые ворота особняка.
— Игорь Михайлович, — начинаю аккуратно, когда мы заходим в дом, а следом Сережа заносит сумку с моими вещами. — Я знаю, что мне первой разговор начинать нельзя, но вы же сами о себе не позаботитесь… Позвольте, пожалуйста, обработать рану на лице?
Он пронзает меня таким тяжелым взглядом, что меня буквально пригвождает к стене. Нет уж. Я так просто не отступлюсь. Не струшу.
— Иначе шрам будет, — произношу назидательно. — Я этого не хочу, потому что… — все-таки тушуюсь по его черным взглядом и добавляю что первое приходит на ум: — мне нравится ваше лицо.
Опускаю голову, чтобы уйти от зрительного контакта, но Игорь Михайлович вдруг ласково тянет меня за подбородок. Заставляет снова посмотреть на себя.
— Ну раз так… — мурлычет, как кот, и улыбается уголками губ. — Аптечка в кухне, возьмешь все необходимое — приходи ко мне в спальню. Я пока приму душ.
25
На этом он спокойной походкой отправляется к лестнице на второй этаж. Провожаю взглядом его спину — от него веет уверенностью и властью, и мне это нравится. Мне уже не хочется сопротивляться, хотя я его еще немного побаиваюсь.
Вспоминается Марк, который требовал подчинения, но не был его достоин. Как же я счастлива, что он получил по заслугам! Видеть, как Игорь Михайлович его ударил, было приятно. Хотя в тот момент мне было слишком жутко, чтобы это ощутить.
Оставляю сумку на тумбе у гардеробной, предварительно вынув упаковки с пластырями, отправляюсь на кухню и рыщу по ящикам, пока не натыкаюсь на аптечку.
Снотворное, еще снотворное, транквилизатор, анальгетики широкого спектра… Кто-то явно страдает от плохого сна и болей. Да, но ничего для наружных повреждений. Ни перекиси, ни ватных тампонов…
Это все я обнаруживаю в соседнем ящике. Вместе с одноразовыми скальпелями, капельницами, катетерами и шприцами. Похоже на набор для оказания помощи при серьёзных ранениях. Наверняка где-нибудь еще и мединструмент найдется. Похоже, стены этого дома хранят много секретов. Нет, не нужно забивать этим голову. Хватаю перекись и хлоргексидин, пару ватных тампонов и вместе с пластырями несу на второй этаж, но останавливаюсь перед входом в спальню Игоря Михайловича.
Это же мужская спальня! Если я переступлю порог… А если не переступлю, рана, которую нанес Марк, так и останется необработанной. Это меньшее, что я могу сделать для Игоря Михайловича за то, что поставил моего урода-мужа на место. За то, что заступился.