Трофей для Хищника (СИ)

— Спасибо, — все же произношу, справившись с первым шквалом эмоций. — Но вы же за это что-то попросите?

Игорь хмурится, будто не понял вопроса, а потом растягивает губы в хищной улыбке. Красивый до безобразия и пугающий до чертиков.

— Совсем недавно ты сказала, что отработаешь долг отца до рубля, — пристально сканирует мое лицо, которое, кажется, бледнеет. — Я прошу того же, чего и раньше — ничего сложного, ничего сверхъестественного, — вставляет ту же фразу, которую сказал в нашу первую встречу. — И, насколько я понял, тебе все нравится.

Последнее звучит уж слишком сально, и тон мурлыкающий прибавляет этой фразе околосексуальный оттенок. Или это все только в моей голове? Я напридумывала себе больше, чем есть на самом деле?

Игорь углубляется в свою баранью котлету, а я вяло клюю овощи и грибы. Очень вкусно сделаны. Нельзя не признать — готовят тут отменно. Но кусок в горло не лезет после всего, что я узнала этим вечером.

Игорь снова ничего не говорит, а для меня действует правило, но мне самой не хочется нарушать молчание. Такое ощущение, что он нашел свободные уши, выговорился, и я больше не нужна. Интересно, с Жизель он тоже говорил в одностороннем порядке?

Когда еда подходит к концу, Игорь просит счет. Может, если бы этот ужин не был таким эмоционально тяжелым, я бы хотела посидеть еще какое-то время, попить вина и насладиться пусть даже молчанием с Игорем, но сейчас я рада возвращению в поместье.

Домой нас, на удивление, везет тот же водитель. Хочется спросить, что случилось с Сережей, но не рискую этого делать. Я все равно так или иначе узнаю, куда он подевался. Может, у него просто выходной, хотя мне не особо в это верится.

Стоит мне зайти в дом, за спиной раздается хриплое:

— Иди сюда…

Игорь за плечо разворачивает и прижимает меня к стене. Жадно целует, поймав лицо в ладони. По телу ползут горячие мурашки, колени становятся мягкими. Черт, как же это сладостно. Игорь исключительно мужественный мужчина. Во вселенной оборотней был бы альфой.

Его власть и бесцеремонность плавят мое сознание, но в душе поднимается волна испепеляющего стыда и обиды. Я не Жизель. Я не хочу быть чучелом умершей жены. Решительно разрываю поцелуй и заглядываю в горящие возбуждением черные глаза.

— Я не хочу, Игорь, — выговариваю твердо. — Я не она и не стану ее заменой.

43

Мгновения, пока испаряется его возбуждение, тянутся невыразимо медленно. Гнетущее чувство нарастает, словно лавина. Похоже, Игорь рассердился. Но и мне быть одушевленным трупом не слишком нравится.

— Что ты сказала? Кто «она», Эльвира? — свирепо спрашивает он.

— Я не Жизель, не ваша жена, — пытаюсь успокоить его аккуратным тоном. — Я видела ее фото. Я ведь вам нравлюсь, только потому что мы похожи… Вы видите во мне ее.

Игорь звереет. Это заметно только по глазам, но даже так его гнев, кажется, можно резать ножом. И этот гнев не чета той мелочной злобе, которую демонстрировал Марк. В Игоре все очень мужское — и страсть, и гнев, и месть.

Ежусь, но не отступаю. Хочу или отстоять свое право быть собой, или уничтожить эти отношения в зародыше, потому что потом придется вырывать с корнем, с мясом. Потом боли будет еще больше.

Он некоторое время молча сверлит меня взглядом, которым, наверное, можно убить, если сильно размахнуться, а потом отступает. Во всех смыслах. Делает полшага назад, мгновенно утихомиривает бушующую внутри ярость, даже черный взгляд становится как будто более тусклым.

— Я тебя услышал, Эльвира, — тон уже совершенно ровный. Будничный, как если бы он отвечал на скучный доклад. — Поставь будильник, рабочий день начинается в восемь утра.

На этом он оставляет меня и уходит. Походка спокойная и плавная, движения расслабленные. Кажется, все? Больше между нами ничего нет? В груди жжется обида, точно раскаленная кочерга. А еще тоска. Щемит сердце, высекает слезы. Не даю им скатиться по щекам, вдыхаю носом, выдыхаю на счет. Успокаиваюсь. Но внутри больно все равно. Идиотка! Надеялась, что он скажет, мол, это не так, что ему нужна именно я… Потому что разглядел мою личность… Нет. Я была права. Только внешность и не более.

Быстрыми шагами дохожу до лестницы, поднимаюсь, надеясь застать Игоря хотя бы в гостиной, но его уже и след простыл. В кабинете он или в спальне? Неважно. Я за ним не пойду. Я должна радоваться — только что стало ясно, что он отказывается видеть во мне Эльвиру. Или Жизель, или предмет мебели.

Захожу в комнату и срываю с себя платье. Молния, как назло, заедает, и оно трещит по боковому шву. Бросаю его на пол и принимаюсь топтать. Точно оно символизирует мои чувства. Хочется убрать, убить, уничтожить все, что я испытываю к Игорю.

Спустя сколько-то минут исступленного топтания по платью, меня наконец отпускает. В душе становится пусто и гулко. И все равно больно. С ресниц срываются первые слезы, и я зарываюсь в кровать. Прячу голову под подушку. Мне нужно это оплакать.