Трогать нельзя

Мы опять засыпаем и в следующий раз просыпаемся уже днем. Снова занимаемся сексом, неторопливым и долгим, едим, смотрим «Теорию», болтаем. Вообще ни о чем. Не касаясь острых тем. Это такое блаженное время безвременья, которое хочется длить и длить.

Я не думаю о бизнесе и отключенном нахер телефоне, который уже, наверно, сгорел к чертям от перенапряжения.

Татка не вспоминает о вчерашнем вечере, не требует связаться с Элькой и Юриком.

Это наше время, только для нас двоих.

И вспоминать я его буду потом, как нечто, настолько лучистое, настолько волшебное, что глазам будет больно. До слез.

Выяснение отношений.

Блистер с таблетками я замечаю случайно. Иду в душ, по пути цепляю Таткину сумочку, она падает, я начинаю, матерясь, собирать по коридору бабские прибамбасы.

Название таблеток не особо знакомо, но расфасовка по дням, прямо на самой упаковке, не дает особо полета фантазии. Противозачаточные.

Моя маленькая девушка пьет противозачаточные. В то время, как я хочу ребенка.

Пиздец, открытие.

Сжимаю таблетки в кулаке, выдыхаю, успокаивая мгновенно поднявшуюся муть. Мы эти вопросы с Таткой не обсуждали. Мы вообще с ней нихера не обсуждали, так что нечего беситься, Боец!

Сначала надо все выяснить.

И наставить на путь истинный.

Татка в кухонной зоне жарит бекон, поет, пританцовывает.

Я на минуту залипаю на тонких голых ногах и обнаженном остром плечике в вырезе футболки, борюсь с мгновенно возникшей фантазией подхватить ее, посадить на стол и поиметь прямо тут, не отходя от жарки бекона.

Нереальное что-то, учитывая, сколько раз я ее уже трахал за последние полсуток. И все равно хочется.

Очень.

Но сначала дело.

— Тат, а что это?

Я решаю не ходить вокруг да около. Смысла в этом нет. Показываю упаковку таблеток.

Она смотрит на блистер, переводит взгляд на меня, хмурится с недоумением:

— Противозачаточные.

— И давно пьешь?

— Ну… С самого первого раза, как ты… Как мы…

Она очаровательно краснеет, замолкает, потом отвлекается на переворачивание бекона.

— А зачем?

Я терплю.

Сдерживаюсь изо всех сил. Голос ровный. Ровный, я сказал, Боец!

Она опять пожимает плечами, словно не видит в этом ничего такого особенного.

— Ну… Я просто пошла к гинекологу, она посмотрела, спросила, чем предохраняюсь, я сказала, что презервативами, ну она и предложила… Говорит, если партнер постоянный, то зачем презервативы… Я сдала анализы, чтоб противопоказаний не было, и она выписала… А что такое?

Она рассказывает это все спокойным голосом, явно не замечая моего кипения. Выкладывает бекон на тарелки, разбивает яйца на сковороду, посматривает на турку с кофе. Короче говоря, совершенно не парится.

А я парюсь.

Бешусь.

Завожусь.

— Тата, а ты мне почему не сказала?

Опять тихо. Опять спокойно.

Боец, спокойно.

— А мы с тобой вообще разговариваем нормально?

Она наконец-то откладывает лопаточку, выключает кофе и яичницу, смотрит мне в глаза. В упор. И в этот момент я осознаю, что она все это время тоже нифига не спокойна! Что она — напряжена нереально, пиздец как!

И что я — мудак, раз этого не увидел!

— Тат… — я решаю сбавить градус, уже чуя скандал. А мне не хочется скандала. Мне хочется выяснить ситуацию, решить ее в свою пользу, само собой. Ну и секса, естественно. Этого мне всегда в ее присутствии хочется. — Давай поговорим.

— Давай.

Она покладисто кивает и садится за стол.

А я смолчу. Потому что как-то речь не заготовил нихера, а экспромтом, боюсь, налажаю.

Но надо. Деваться некуда.

— Тат, я тебя люблю.

Она еле заметно дергается от моих слов, и я с досадой думаю, что неправильно сказал. Не тот момент. Девчонки, особенно такие маленькие, да и те, что постарше, любят антураж. И почему-то очень много внимания уделяют таким вот словам. Я и сам их никогда не произносил. До нее.

А тут…

Настолько естественно все вырвалось, что даже мысли не закралось промолчать. И нет. Это не аргумент в споре. Просто констатация факта.

Но надо было все же как-то по-другому… Констатировать.

Но ладно, Боец, смиримся с тем, что тупой неромантичный козел, и поедем дальше.

— Понимаешь, для меня не нужны разговоры. Мне все понятно. Сразу. Я думал, и тебе тоже.

— А что мне должно быть понятно?

Она смотрит остро. Серьезно. И я соображаю, наконец, насколько все это важно. И насколько мне сейчас надо повести себя правильно. Не налажать. Давай, Боец, соберись уже!

— Тебе должно быть понятно, что ты — мне очень важна. Что ты — именно та женщина, которую я люблю. С которой я хочу провести жизнь. Завести детей.

По мере того, как я говорю, ее глаза становятся все шире и шире. Татка удивлена. А я удивлен тем, что она удивлена.

Это что вообще происходит? Это что значит? Она думала, что мы так, спим вместе? И все? Может, она именно так ко мне и относится? Эта мысль моментально выбивает из колеи. Понимать, что человек, самый важный, самый главный человек в твоей жизни относится к тебе, как к развлечению… Это оглушающе херовое открытие. Оглушающе. Херовое.

— Но… Серый… Какие дети? Ты чего? — она шепчет еле слышно, смотрит как-то жалобно даже, — мне девятнадцать. Я учиться хочу. И петь. Я хочу петь. А детей — потом, лет через пять…